Вот этот Барабанщиков и раздобыл неизвестно какими путями информацию, что насильником является сыночек третьего секретаря обкома партии, некто Козловский Эдуард, или Эдик Козел, студент четвертого курса медицинского института, с год как женатый на дочери одного из помощников прокурора области.
Тогда у высших чиновников областного значения было модно родниться через женитьбу или замужество своих чад. Впрочем, не только областного…
— Да, дела! — поскреб в затылке Григорьев, когда узнал, кто подозревается в изнасилованиях.
— Не позавидую тебе, — только и сказал Василенко Вячеслав, исполнявший обязанности начальника уголовного розыска, оперуполномоченному Григорьеву Александру Кузьмичу, — если информация подтвердится. Не позавидую…
— Волков бояться — в лес не ходить! — пословицей отшутился Кузьмич, не желая терять оперского куража в глазах своих товарищей.
Василенко дальше докладывать по инстанциям не пошел, а предложил тихонько, без лишнего шума, без огласки, позаниматься проверкой информации и разработкой появившегося фигуранта.
— Поможешь? — спросил Григорьев, когда они остались вдвоем в кабинете, недосягаемые ни для лишних глаз, ни для лишних ушей. Да так спросил, что отказ бы прозвучал предательством.
— Помогу, — по-простому, без лишнего пафоса ответил он тогда товарищу.
И стали разрабатывать план несанкционированных свыше оперативно-розыскных мероприятий.
Не раскрывая сути, втянули в дело молодого, только что аттестованного, инспектора по делам несовершеннолетних, Журавликову Анастасию Семеновну или просто Настю, Настю Журавлика, выпускницу Курского Государственного педагогического института. Журавликову, по-девичьи долговязую, с застенчивой улыбкой темно-карих глаз из-за больших линз очков, то ли от природы, то ли оттого, что носит очки, то ли оттого, что все никак не привыкнет к форменной одежде с лейтенантскими погонами на плечах, опера отдела и замечали, и привечали. За скромность и исполнительность. Вот и решили использовать ее в предстоящей операции в качестве приманки.
В качестве «живца» Настенька, несмотря на малый срок работы в органах, выступала не впервые. В розыске маньяка по последней серии преступлений ей уже не раз приходилось участвовать с оперативной группой. Но то было санкционировано и на удачу: вдруг, да клюнет… Теперь же речь шла о «подставе» под конкретного подозреваемого. И никаких санкций от руководства. Все на свой страх и риск.
Поэтому инструктировали ее, особенно в вопросе личной безопасности, не для проформы, как делалось это обычно, а на совесть.
— Так куда должна удар наносить ногой в случае нападения? — в десятый раз спрашивал ее Григорьев.
— В места с пониженным болевым порогом, — заученно отвечала Настя.
— А именно? — не отставал опер.
— По голени и… — краснела Анастасия.
— В промежность, в промежность надо бить, что есть силы и дури, — наставлял, повышая голос Кузьмич, — чтобы с одного удара отключить хоть на несколько секунд, пока мы не подоспеем… Поняла?
— Поняла.
— Хорошо. А руками?
— В лицо… — вновь смущалась Анастасия.
Она никак не могла преодолеть психологический барьер, что ей придется бить человека по лицу. И не просто бить, а умышленно причинять ему жесткую, доводящую до потери сознания, боль. И в школе, и в институте учили не этому, а совсем противоположному. Учили, как оказывать помощь, а не как причинять боль.
— Конкретней, — не оставлял ее в покое оперативник.
— Пальцами в глаза… — мямлила инспектор ПДН.
— Молодец! — подбадривал Александр Кузьмич. И снова спрашивал: — А если нападающий будет закрывать тебе рот своей рукой или ладонью, чтобы не кричала, что должна делать?
Настя Журавлик поднимала на опера свои большие, подернутые поволокой невинности глаза и неуверенно говорила, что должна кричать.
— Но он тебе рот рукой зажал, какой тут крик… — горячился Кузьмич.
— Тогда я должна сначала его укусить за руку, — смущалась Настенька, — а когда он свою руку уберет, надо кричать.
— Ну, вот, — вздыхал с облегчением Григорьев.
Потом долго мозговали, как предохранить голову «живца» от удара. Если бы дело было осенью или зимой, то проблем бы не было: подложили что-нибудь под шапку, и иди с богом. А тут лето! Все гуляют без головных уборов.
— Хоть бери и голову в гипс упаковывай да бинтами обматывай, — злился Кузьмич, — «коси» под раненого.