— Надо установить лицо или лиц, совершивших порез, выяснить мотив, умысел, конечную цель данного деяния, — вмешался явно на стороне начальника отдела Глебов, но уже больше с практической и процессуальной стороной дела, чем с теоретической, — провести экспертизы, то есть, сделать дело, вот тогда они и будут «посмотреть».
Начальник следственного отделения ОМ-7, подполковник юстиции Глебов Александр Петрович был человек «тертый», не один год «варившийся» в следственном котле, повидавший на своем веку не одного прокурора и не один десяток следователей, как способных, так и не очень. Для Паромова он был авторитетом, последней точкой в любых сомнениях. Это именно по его настоянию в июле 1993 года, когда область лихорадило от нехватки следователей, Паромова из старших участковых инспекторов милиции перевели в следователи. Поэтому старший следователь Паромов, поняв, что «отвертеться» от «пореза» не удастся, перестал упираться. Пустая трата времени… Только себе нервы портишь, да людей раздражаешь.
— Хорошо. Принимаю дело к производству, — прекратил сопротивляться он. — Кто в оперативном сопровождении?
Вопрос относился непосредственно к начальнику ОУР Коршунову.
От того, кто из оперативников и как будет осуществлять оперативное сопровождение, от того, как сложится практическое взаимодействие между следователем и опером, не бумажное для проверяющих, а настоящее — зависело расследование преступления.
Паромов любил, когда все работают дружно, с огоньком, а не по необходимости, так сказать, из-под палки.
— Да все опера с данной зоны. И мы с моим заместителем на подхвате, если что…
— Нет, это не ответ. Все — это никто! — ощетинился Паромов, понимая, что может остаться без оперативного сопровождения, а, значит, и без помощников. — Кто конкретно будет работать?
— Вот так хватка, — улыбнулся лукаво Алелин. — Сразу видно, старший следователь! Враз — быка за рога! Впрочем, не расстраивайся, будут конкретные люди. Коршунов, кто?
— Капитан Аверин и лейтенант Студеникин, — вынужден был уточнить Коршунов.
Аверина Паромов знал еще по совместной работе в почившем в бозе ОМ-6. Студеникина знал плохо. Новенький… Слышал, что старательный и въедливый оперок.
— Думаю, что поработаем дружно.
— Иначе и быть не может, — вмешался Василенко. — Это когда мы работали не дружно? Что-то такого не помнится!
— Подозреваемый… Крючков еще здесь или уже отправили в ИВС? — поинтересовался Паромов.
— В ИВС. А что? — спросил начальник ОУР.
— Хотел сам с ним побеседовать. Посмотреть собственными глазами, прощупать на «вшивость»: кто такой…
— С ним уже в ИВС работают опера. Часам к семнадцати они подъедут. Возможно, с первыми результатами.
— Дай-то бог!..
— Я просил Подаркову задержаться, чтобы назначить экспертизы, — вновь вмешался начальник СО. — Впрочем, — уточнил он, — биологическую и судебно-медицинскую по подозреваемому она уже назначила.
Глебов пролистывал материалы уголовного дела — еще тоненькую стопочку листков, не прошитых, а только скрепленных в уголке канцелярской скрепкой.
— Копии постановлений о назначении экспертиз имеются. Но отвезли ли сами постановления в бюро экспертиз, не видно… Просил поручить это операм… — доложил он начальнику отдела о проделанной работе, так необходимой для установления виновности подозреваемого.
Производство СМЭ, то есть, судебно-медицинских экспертиз можно было ускорить, переговорив с судебными медиками, попросив их отложить иные дела в сторону и заняться только этими экспертизами. Если упирались, следовало прибегнуть к радикальному средству: «подмазать» их бутылочкой водочки. «Смазка» действовала безотказно. А вот ускорить до двух дней выполнение судебно-биологической экспертизы было невозможно. Никакие подмазки, личные контакты, просьбы высоких руководителей не помогали. Виной тому — технология. А ее, требующее длительного временного процесса, не ускоришь!
— Отвезли? — спросил Алелин начальника ОУР.
— Должны были отвезти, — неопределенно ответил тот, но тут же добавил, извиняясь: — Не проконтролировал… со своей работой закрутился…
— Так отвезли, или должны отвезти? — повысил голос начальник отдела: его начала не на шутку раздражать бестолковость оперативных работников, сплошная неопределенность, отсутствие конкретных данных. — А то следователя просите, взаимодействие обещаете, но сами — ни с места!