Но тут Фите Бланк поднимает палец. Клинк удивлен. Он как раз дал небольшую передышку, перестал спрашивать, и вообще он не любит, чтобы в этот день дети задавали вопросы. Клинк считает, что этот день должен быть проведен со всей торжественностью, а вопросы легко могут ее нарушить. Бьет учеников в этот день он тоже как-то неохотно.
Учитель отворачивается. Но Фите Бланк долго боролся с собой, прежде чем решиться спросить о том, что у него на уме, и он щелкает пальцами за спиной учителя.
— Я вам уже сто раз говорил, чтобы прекратить это щелканье. Кого надо, я сам спрошу, — сердится Клинк. — Ты-то мне как раз не нужен, Фите Бланк, ты уж никак.
Палец скрывается.
— Сколько лет было кайзеру, когда его произвели в прапорщики?
Торчит один лишь палец Фите Бланка.
— Как, — говорит пономарь Клинк, — и больше никто? Фите Бланк, тебя я сегодня уже спрашивал. Ну-ка, давайте кто-нибудь другой. Вильгельм Крузе, скажи ты, сколько лет было кайзеру… Ну-у, голубчики, это просто ужас, до чего вы тупы… Штрезов, ты тоже этого не знаешь?
Евгений сидит красный как рак. В последнее время он стал честолюбив, ему хочется все знать.
— Ну, Евгений, подумай как следует. Тогда наш кайзер был еще оч-чень молод. Подумай-ка хорошенько, — ты ведь обычно знаешь больше других.
Откуда знать учителю про разговор, который был вчера у Евгения с отцом? И надо ему было еще сказать: «Ты знаешь больше других…»
Вчера Евгений попросил Боцмана: «Папа, расскажи мне про кайзера…»
— Папка сказал, мне таких вещей знать не требуется, — вслух произносит Евгений на весь класс.
— Да ты, голубчик, видно, рехнулся, как мог твой отец такое сказать?
Лицо Евгения заливается краской.
— Папка сказал, по географии, по арифметике, по письму и чтению я должен быть прилежным. Это мне пойдет только на пользу. А кайзер и какие он портки носит — это вовсе меня не касается, так папка сказал.
Класс хохочет. Клинк вскакивает на кафедру, хватает палку, резко стучит по крышке.
— Тихо! Сегодня праздник! Я вот всыплю вам сейчас всем, посмеетесь тогда!
Сразу восстанавливается тишина. Пономарь Клинк размышляет несколько мгновений, думает про себя: «Ладно, пропущу это на первый раз мимо ушей». На счастье, Фите Бланк опять поднимает палец.
— Ну, Фите, сколько лет было кайзеру?
Фите поднимается с видимым напряжением. Но уж если ему что-то втемяшилось в голову, никуда не денешься. Чего это пономарь сегодня такой? Всегда он вызывает любого, как только подымешь палец.
— Нет, я хотел только спросить, господин Клинк… значит, эта-а, значит, эта-а…
Нет, никак не идет с языка. Ясно, что вопрос сейчас будет не к месту. Надо же было выскочить!
— Так чего ты хочешь? Отвечай полным предложением, внятно и отчетливо: сколько лет было кайзеру.
Некоторое время Фите размышляет и вдруг выпаливает:
— Я только хотел спросить, а что кайзеру его Хинцпетер тоже всыпáл, как вы нам?
Все в классе затаили дыхание.
— Братцы, он никак свихнулся, — шепчет Кришан Шультеке-младший своему соседу по парте. — Лезет задавать вопросы, когда его самого спрашивают.
Что и говорить, глупый вопрос. Фите мог бы и сам сообразить — нешто кайзеров лупят? А впрочем, ведь тогда он, наверно, еще не был кайзером… Все ждут ответа.
С минуту Клинк в замешательстве, ему как будто и в самом деле нечем крыть.
— Поди-ка сюда, — говорит он громко. — Ну-ка, поди сюда! Я тебе покажу, как надо отвечать, когда тебя спрашивают. Я тебе покажу, как задавать вопросы, когда учитель спрашивает. Ну, живо.
Фите Бланк выходит вперед и получает порцию колотушек. Когда он плетется обратно на свою парту, он останавливается на мгновение, смотрит на пономаря мокрыми от слез глазами и произносит, всхлипывая:
— И кайзера так?
Никто не смеется. «Ну что это за тупицы!» — думает пономарь, а вслух произносит:
— Да нет же, дуралей ты этакий. Тем более что кайзер не задавал глупых вопросов.
— Видал? — шепчет опять Кришан Шультеке. — Видал?.. Я чуял, что так получится.
Так проходят утренние часы. Пономарь Клинк читает еще какую-то историю из хрестоматии. История называется «Царская гроза». А потом все еще раз репетируют песню, у которой два текста: один, которому учит пономарь Клинк, а другой, который придумал кто-то, а может быть, все вместе придумали. Здесь, в школе, поют, разумеется, клинковский вариант.