А. Стражевский
Дурная примета
Часть первая
Река течет по болотистой низине. Кое-где на дамбах, что сдерживают реку в половодье, выросли березы; смутно белеют их пятнистые стволы. Темно-бурые ветви берез оголились, трава поблекла вокруг корневищ. Бурлит и плещется река, неся свои воды к морю, в Бодден. Месяц бежит по воде, оставляя серебряный след. От реки, — она носит название «Ри́ка», но рыбаки называют ее попросту «Канава», — скверно пахнет. Протекая через город, она выносит оттуда массу нечистот, и с болотистого дна поднимаются наверх вонючие пузыри.
Но вот пройден деревянный голландский мост, и теперь река ползет устало и безвольно мимо деревни, входит в широкий залив — Бодден — и тут прекращает свое самостоятельное существование, становится ничем и всем, обретая сразу и простор, и силу, и гибельную власть. Не вода — черное дерево и расплавленное серебро мерцает в лунном свете, и никакие плотины не ставят преград свободной стихии.
Солнце еще где-то далеко за горизонтом, а в окнах убогих лачуг загораются ранние огни. В маленькой бухте со скрежетом трутся бортами о причал пришвартованные боты. Хлюпает о доски неспокойная вода.
А в деревне — ни звука. Дубы, с незапамятных времен стоящие перед кабачком Мартина Биша, как будто хранят какие-то тайны, деревянные кресты на старом кладбище у церкви ведут рассказ о многих, что были здесь и ушли, о тех, что ушли и теперь лежат здесь. Рыбак трижды плюнет в сторону луны, если ему невзначай попадется на глаза один такой крест, а уж если целое кладбище, то и подавно.
Кладбищенские туи у входа в церковь шепчутся между собой, немощеная дорога безобразно истоптана, трава на лугах подернута изморозью, побеленный известью пасторский дом притих за голыми октябрьскими кустами, и тишина, гнетущая тишина, хоть в ней и слышатся пульс и дыхание земли, наполняет тяжестью это раннее утро. Один за другим рыбаки выходят из домов. Для них начинается новый трудовой день.
Низок потолок в жилище Вильгельма Штрезова, как и во всех других домишках деревни. Кое-кто из рыбаков у себя дома не может даже выпрямиться во весь рост. А Фриц Лаутербах, с которым Вильгельм Штрезов вместе ходит в море, тот вынужден сгибаться в три погибели, чтобы не задевать макушкой закопченный потолок. За это он и получил от рыбаков и рыбацких жен прозвище «Кочерга». Прозвище есть почти у каждого в Дазекове, почти каждый носит здесь какую-нибудь меткую кличку. Не забыт и Вильгельм Штрезов. Его называют «Боцман». Никогда боцманом он не бывал, но однажды высказался под пьяную руку:
— Мне бы во флоте служить, вот что я вам скажу. Я бы сразу в боцманы вышел, а там — айда!..
Рыбаки заприметили это словцо, и на другой день вся деревня приветствовала его: «Здорово, Боцман!» А Штрезов сглупил — стал возмущаться…
Теперь-то ему безразлично. Зовут Боцманом, ну и ладно. Даже Ханнинг, родной брат, называет его так, и Вильгельм Штрезов находит это в порядке вещей. Штрезовым остался он только для пастора, для учителя и для господина инспектора Бюннинга, управляющего баронским имением.
В большой комнате, образующей вместе с кухней и тесными сенями нижний этаж дома, горит плошка с ворванью. Вильгельм Штрезов обычно встает осторожно, но нынче он опаздывает. Загрохотал табуреткой, зажигая свет, потом не нашел на привычном месте, в куче промасленной рабочей одежды, своей зюйдвестки. Он ворчит негромко себе под нос. Чуть не опрокидывает кофейник с ячменным кофе. Дребезжит чашка.
— Господи боже мой, да что там такое? — слышится из темного угла, где стоит большая супружеская кровать.
— Ничего особенного, зюйдвестка моя где?
— Да в рукаве плаща!
— Там ей не место.
— А я тут при чем?.. Да поворачивайся ты живее! Кочерга с Ханнингом опять взъедятся на тебя, и будут правы, так и знай… Ну что ты расшумелся, знаешь ведь отлично, как нужен мне сейчас спокойный сон, и каждое божье утро одно и то же! — Женщина говорит быстро, громко и немного визгливо.
«Откуда же каждое утро?» — хочет возразить Боцман, но спохватывается.
— Ну, ладно, ладно, — говорит он и думает про себя: «Скоро уж этому конец, на днях появится малыш, и она станет спокойней…»
Он подходит к кровати, грубовато проводит рукой по темным спутанным волосам.