Целую минуту Джори стояла и смотрела, потом, держась как можно дальше от сборища элегантных повес, обогнула Круглую башню. Вдруг чей-то властный голос прорезал визгливый гомон. Весельчаки замерли, словно обращенные в камень. Джори едва не вскрикнула, увидев, что по камням Серединного двора ступает граф Уорик. Она поглубже надвинула капюшон и спряталась под крышей портика Нормандских ворот, чтобы Гай ее не заметил. Сердце бешено колотилось.
Расширившимися от изумления глазами она следила, как Уорик стремительно приближается к молодому Эдуарду Плантагенету, поднимает могучую руку и без всякого предупреждения бьет наследного принца в плечо. При этом Уорик и бровью не повел, когда молодой человек упал от удара на колени. Потом граф подошел к собственному сыну и повторил наказание. Джори подумал, что никто другой не посмел бы поднять руку на королевского сына. «Вот почему у него такая дурная слава!»
Она не двинулась с места, пока двор не опустел, потом, с подгибающимися коленями, пробралась в нижние покои, где были выделены комнаты для молодой четы де Боунов.
Глава 12
В день похорон королевы Элеоноры снег прекратился, выглянуло яркое солнце, стало теплее. Кортеж из Виндзора медленно полз по улицам Лондона сквозь толпу бесчисленных зевак к Вестминстерскому аббатству. Черные лошади сопровождающей гроб свиты покачивали головами с черными плюмажами. Смирив недовольство, вызванное тем, что король в свое отсутствие не назначил его регентом, свиту возглавлял Томас Ланкастер. Менее стойкие к холоду придворные ехали в закрытых каретах.
Цветы для королевы прибыли с острова Уайт на рассвете, их сразу доставили в аббатство. Граф Глостер распоряжался всей церемонией. Его жена Джоанна сидела рядом с братом на передней скамье, предназначенной для членов королевской семьи.
Марджори и Хэмфри сидели с Сильвией и ее отцом, Роджером Байгодом, маршалом Англии. Архиепископ Уинчелси начал заупокойную службу:
– Аз есмь воскресение и живот…
Джори сидела, опустив глаза, чтобы не видеть горящих красным огнем черных глаз Уорика. Она пыталась занять голову подобающими случаю мыслями, но каждый раз, когда ее взгляд падал на пламя свечи, в памяти всплывали подробности свадьбы Джоанны и ее собственной. Изо всех сил Джори пыталась избавиться от ощущения близости Уорика, но ей это явно не удавалось. «Нельзя задерживаться в Виндзоре, иначе наша встреча будет неизбежна». Шепотом она спросила у Хэмфри:
– Мы можем завтра же вернуться в свой Мидхерстский замок?
Гай де Бошан тоже был рассеянным во время этой службы. Он заметил Джори, лишь когда та сняла капюшон и ее золотистые волосы засияли знакомым серебристым светом, образуя вокруг головы сверкающий нимб. С этого момента Гаю было на чем сосредоточиться. «Дьявол побери, она вовсе не ангел!» – напомнил себе Уорик, посмотрел на высокого молодого человека рядом с ней и проклял Хэмфри де Боуна самыми страшными словами.
Сжав губы в жесткую линию, он размышлял: «Это моя собственная ошибка. Я сам предупредил ее, каково это – быть моей женой». Граф дословно вспомнил собственные слова: «Будет ли это «да» или «нет», я подчинюсь твоему решению». «Что за чушь я тогда нес! Как только Суррей отказал мне, надо было похитить ее и увезти!»
Внимание присутствующих снова вернулось к королеве Элеоноре, когда ее гроб опустили в саркофаг в аббатстве. Скоро над могилой появится бронзовая статуя, чтобы последующие поколения могли навещать королеву и молиться за ее душу.
После заупокойной службы Джори покинула аббатство в обществе Джоанны.
– Мы наконец получили из Фландрии известия от отца. Он убит горем из-за смерти королевы и приказал на всем пути из Линкольна до Лондона поставить каменные кресты, в тех местах, которые больше всего любила мать.
– Вы с Глостером останетесь здесь, чтобы надзирать за работами?
– Де Клэр попросил Томаса Ланкастера принять на себя эту задачу. Мятеж в Уэльсе все разрастается. Гилберт считает, что надо вернуться в Глостер раньше, чем погода совсем испортится.
Джори бросила взгляд на Хэмфри и заметила, как побледнело его лицо при упоминании о беспорядках в Уэльсе.
У стен аббатства к ним присоединилась Сильвия де Варенн со своим отцом. Невестка Джори закашлялась и поднесла к губам платок.
– Сильвия, вам нельзя стоять на таком холоде. Поспешим в Виндзор. Я попозже зайду посмотреть, как вы себя чувствуете. – Принцесса Джоанна отошла от Сильвии и плотнее закуталась в горностаевую мантию. – Все почему-то кашляют. Ты слышала, какой кашель стоял в аббатстве?
По дороге в Виндзор Джори с тревогой наблюдала за Хэмфри.
– Вечером я уложу вещи. Хочется до поездки в Херефорд провести неделю в Мидхерсте.
Однако планы Джори были разрушены болезнью Сильвии.
– Хэмфри, боюсь, моя невестка подхватила заразу. Я ей говорила, что надо лежать, но она утверждает, что в собственной постели в Хедингеме ей будет лучше. Ты не станешь возражать, если мы ее туда проводим? Мне хочется убедиться, что она находится в безопасности под собственным кровом. И чем раньше это случится, тем лучше. Это мой долг перед Линксом.
Хэмфри, довольный любой задержкой в поездке к границам Уэльса, охотно согласился:
– Разумеется, я не возражаю, Марджори.
– Вещи уже уложены. Выедем на рассвете.
Джори ощутила легкое недовольство, заметив, с какой жадностью наблюдает Хэмфри, как она раздевается. Нынешней ночью ей вовсе не хотелось делить с ним постель, но она могла лишь молиться, чтобы причиной этого не была сегодняшняя встреча с Уориком. Она отбросила беспокойные мысли и нырнула в кровать.
Хэмфри быстро ее обнял, Джори заставила себя отвечать ему, скрывая, что не испытывает желания. После воздержания всех этих дней ее удивил его напор, но радовало то, что на сей раз он не обращается с ней, словно она фарфоровая. Когда он сжал ее груди, внизу живота появилось слабое ощущение удовольствия, но не успело оно окрепнуть, как все закончилось.