Грязнов немедленно наполнил внушительную граненую рюмку на толстой ножке, Гоголев накладывал на тарелку друга всевозможные закуски.
— Ужасно рад видеть тебя, Виктор!
— Взаимно!
— А меня не рад, что ли?! — воскликнул Грязнов.
— Боже мой, Славка! Что ж ты за ревнивец такой?! Нет, нужно тебя женить! Чтобы не обрушивал на друзей нерастраченные чувства.
— Господи сохрани! — аж перекрестился Грязнов. — Единственная особа женского пола, которую я скрепя сердце принял в свой дом, — кошка Муся, подсунутая Денисом. Да и то временно, пока племяш отъехал в отпуск.
И, увидев лица друзей, успокоил:
— Нет-нет, не в Таиланд — такое удовольствие ему не по карману. Да он, к счастью, и не любитель зимой на солнце жариться. В Болгарию укатил — на лыжах кататься.
— Тогда предлагаю немедленно повторить. Не вовремя выпитая вторая — напрасно выпитая первая! — воскликнул Александр.
— Ну это у тебя она вторая, — заметил Гоголев. — Но мы не против.
Друзья выпили, Турецкий все еще налегал на закуски, Слава закурил очередную сигарету и спросил:
— Ну и как тебе доклад главы вашего ведомства?
— А тебе? Я все же изнутри. А со стороны виднее.
— Надеюсь, не ты в подготовке эпохального доклада участвовал?
— Господь с тобою! У нас спичрайтеры есть. И референтов хватает. Я, конечно, мог бы представить материал по структуре преступности, по раскрываемости, по тенденциям. Но меня об этом никто не просил.
— Понятно. Ничего конкретного и не прозвучало. Вообще доклад произвел на меня неизгладимое впечатление: ярко, образно, остро, но ни о чем конкретно. Песня древних славян.
— Ну как же — ни о чем? Обо всем, — не согласился Турецкий.
— Поясни.
— Вернее, обо всем, о чем хотелось сказать. А о чем не хотелось — и не сказано. Как вам этот пассаж: «…я не буду приводить конкретных цифр о динамике и структуре преступлений»?
— Ага! Поскольку цифры эти лукавы, как-то так, да? Дескать, помощники подсунули мне приукрашенные цифири, но я президента обманывать не могу и не буду!
— Вот-вот! Цифры, я думаю, дали те, что есть. Просто неутешительны они, ну и зачем же державу огорчать? Лучше прикинуться простачком. Правды не знаю, зато врать не буду. Звиняйте, батьку. А повинную голову, как известно, меч не сечет. Так ловко и изящно удалось уйти от главной задачи совещания — отчета о деятельности прокуратуры. Зато сказано было многое другое. Нам доходчиво объяснили, ссылаясь на русских мыслителей, кто должен рулить и разруливать. Аристократ! Лучший из лучших. То есть царь-батюшка, единоначальник, добрый барин.
— Да, я тоже обратил внимание на эту сентенцию. Президиуму явно понравилось, — кивнул Грязнов.
— А об анискиных понравилось?
— Что именно?
— Именно то: вперед к полицейскому государству! Ура околоточным надзирателям! Я, Слава, может, сейчас против шерсти тебя поглажу, но разве можно нашей… неинтеллигентной, мягко говоря, милиции давать волю и неограниченную власть? Я не о сыщиках, не об угрозыске, я о простой милиции, той, что «меня бережет».
— Так я и не спорю.
— И правильно делаешь. Слава знает, а тебе, Виктор, расскажу, откуда я нынче утром вернулся. Из Воздвиженска. С прокурорской проверкой ездили.
— А что там случилось? Я краем уха слышал, но в деталях не знаю.
— В деталях и не нужно. А по сути вот что: погром! Четыре дня, с десятого по четырнадцатое декабря, ОМОН зачищал город.
— Причина?
— Вот и ты туда же… А какая может быть для этого причина? Впрочем, причина была: мэр города не поладил с группой бизнесменов, которые отказывались отстегивать ту сумму, на которую намекал им референт градоначальника. А город маленький, все друг друга знают. Успехом у населения глава города не пользуется. Так он решил показать, кто в доме хозяин. Направил троих милиционеров для проработки. А случилась потасовка. Блюстители порядка заработали по паре синяков на каждого. И вот ответ Чемберлена: четыре дня подряд вызванные из областного центра омоновцы избивали мужскую часть населения города, заставляя подписывать пустые протоколы. Мало того. Опьяненные безнаказанностью омоновцы хватали на улицах девушек, совсем юных девчонок, и насиловали… — Турецкий прикурил, жадно затянулся сигаретой, руки его дрожали.
— Ну… это уж… А это правда? — осторожно спросил Гоголев.
— Это правда! Я лично беседовал с пострадавшими. Есть акты судмедэкспертизы. Представь, девчонка лет восемнадцати, отвернувшись, чтобы я не видел ее лица, потому что ей стыдно… ей! стыдно! рассказывает, как трое бугаев в масках распластали ее на столе отделения милиции. Это как? И чему ты, Виктор, так уж удивляешься? А что, в славном городе Питере районные анискины не избили до полусмерти офицеров, курсантов Морской академии? Не довели другого офицера, врача Военно-медицинской академии до реанимации? За что? За то, что те слегка поддали и имели при себе деньги…