Кривоногов сделал печальный вид:
— За любовь. Была у меня любимая. Из-за нее я по малолетке и пошел.
Полина все испортила, выступила вперед, показав искренний интерес. Старик сразу угас и поставил условие, что ничего не расскажет, пока они не свезут его к комку похмелиться.
— Тебя ко мне в машину? — изумился Бен его наглости.
— Конечно. Что ж тебе западло хмыря до тошниловки добросить? Тем более ничего не расскажу. Хоть режь.
Делать нечего. Бен бросил уничтожающий взгляд на девушку. Сами сели впереди, дед сзади на расстеленную газету. В конце улицы купили бутылку водки, Кривоногов припал к ней, потом велел ехать к прудам. Там он вышел, маленький, косолапый, и на человека мало похожий, больше на карликовую облезлую обезьяну.
— Тут оно все и происходило, — сказал он. — Коттеджей еще не было, а кусты были.
Хорошие такие кустики, густые, места безлюдные. Как-то завел я свою ненаглядную сюда и опустил. То есть полюбил, конечно. Кожа у нее белая была как у лебедушки, у девочки моей, — он пустил пьяную слезу. — Все по любви у нас было, это уже прокурор потом оклеветал меня. Не было у меня подлого умысла. Такого про меня наговорил. Будто я месяцами не мылся, вонял, и она не могла запросто так минет мне сделать, а потом отдаться по полной. Девица была, то да се. Враки все это. А то, что она с ума потом спятила, и всю жизнь в дурке просидела, так это ее родители виноваты. Она меня после этого полюбила до смерти, а они не давали встречаться. Я парень видный был.
— Девушку звали Вера Хан? — спросил Бен, непроизвольно сжав кулаки.
— Кто ее знает, как звали. Не помню. Что у меня мало баб было?
Полина кинулась на него, лицо взъяренное, пунцовое. Бену с трудом удалось перехватить ее. Ему самому хотелось броситься и придушить мерзавца. Но поезд ушел. Подлец живет, водку трескает, а Базилевский в могиле гниет.
— Чокнутые вы оба! — подъитожил Кривоногов, отойдя на безопасное расстояние. — Что вы к человеку пристали? Жить мешаете. Нечего прошлое ворошить.
Зло плюнув в их сторону, он растворился между гаражами.
— Я не хочу больше в прошлое возвращаться! — заявил Бен.
— Придется, — вздохнула Полина.
Они вернулись на фирму к концу дня и в дверях столкнулись с Сухоносовым. Тот подчеркнуто вежливо поздоровался. Никаких следов ударов или укусов. Гладко выбритое невозмутимое лицо. Полина в испуге потянула Бена назад, он удержал ее, по существу ему нечего было бояться, пусть докажут сначала.
— Вы меня знаете? — спросил Бен. — Мы встречались раньше?
— У вас бейджик на груди. Я в подвале дежурю в ночную смену, вы разве были у нас?
— Конечно, нет. Вы и в прошлую ночь были? Как прошло дежурство?
— Нормально. Я пойду, мне смену принимать.
— Конечно, — у Бена возникла идея, как всегда авантюрная. — Теперь вы меня знаете.
Если я спущусь в ОПП по делам, вы, наверное, теперь меня узнаете и пустите.
Сухоносов подтвердил.
— Чего ты к нему пристал? — выговаривала Полина. — Ты нас чуть не выдал. Я хотела вмешаться. Он же прикидывается, что ничего не помнит.
— С этим парнем что-то не то, он как зомби. Взгляд неподвижный как у удава. Он даже не моргнул ни разу. Трепеты сильно его обработали.
— Мне страшно, Бен.
— Ты можешь сделать вид, что не знакома со мной. Чем дальше, тем становится опаснее. Забудь про все. Про подвал, про трепетов. Живи как жила раньше, до встречи со мной.
— А почему ты не хочешь все бросить?
— Хочу и очень сильно, — признался Бен. — Но обстоятельства вынуждают меня идти дальше. Я устал от всех этих мерзостей — трепетов, баптистов татуированных, от этого придурка Кривоногова, но у меня нет другого выхода. Я тебе говорил, что Базилевский вышел из прошлого исковерканным почище трепета, и его смерть как-то связана с этой историей. Я пришел на его место и не хочу оказаться следующим!
Помнишь, он не отбил тот мяч от Кривоногова, когда они на девушку поспорили. У меня до сих пор в памяти его слова "Я же в чистой рубашке!" А что если бы он был в грязной и мяч отбил? Все бы пошло по-другому. А как он умер? Голый, на заброшенном поле, весь в грязи. Это видится очень важным! Что если он решил исправить свою ошибку? Что если он играл, как и сорок лет назад, поставив все на единственный удар?
— С кем? — потрясено спросила девушка.
— Чтобы это выяснить, мне нужен еще один полет. Я сейчас вспомнил одну подробность нашего совместного полета на «Кончитте», которая в свете нападения татуированных совсем вылетела у нас из головы и осталась без должного внимания.
Почему нас выбросило на кладбище? Что нам хотели там показать?
— Что может быть на кладбище кроме могил?
— Вот! — поднял Бен палец.
23
Прелова подкараулила его в кабинете, куда он забежал на минутку, чтобы подписать текущие документы.
— Где вы были сегодня? Немедленно пишите объяснительную! — фальцетом выкрикнула она. — Не пытайтесь юлить, я тут с обеда вас караулю!
— Значит, вы с обеда не занимаетесь своими обязанностями и, следовательно, недогружены. Я обязан сообщить об этом руководству, — притворно вежливо парировал Бен.
— Не указывайте мне, чем заниматься. Вы — моя обязанность.
— Что-то я не слышал о такой должности в нашей фирме " Специалист по контролю за Магерамовым".
— Каков наглец! Вы напросились на вторую докладную.
— Минуточку! — он остановил ее в дверях. — Какой вы были лет тридцать назад?
Хотелось бы взглянуть.
— Вы псих, Магерамов. Вам место в дурке.
— Я знаю.
Своим поведением он подписал себе окончательный приговор и понял это по ее окаменевшим скулам.
— Вы считаете себя умным, и думаете, что я не смогу вас подловить и подвести под статью. Ошибаетесь. Мне известно, что вы не ночевали прошлой ночью в Ареале, это прямое нарушение контракта!
Бен позвонил Полине и сказал, что ему придется отметиться в Ареале, она сразу напросилась в гости. Бен отнекивался для проформы, на самом деле ему стало легче, когда он узнал, что будет там не один.
Полина восхитилась большим домом, зажгла везде свет, чтобы лучше все рассмотреть, хотя Бен подозревал, что на это имелась другая причина. История с Базилевским гипнотизировала, держала в напряжении, не отпуская ни на миг. Казалось бы, самое время позабыть о подвале, о татуированных, и расслабиться. Но мысль о том, что его жизнь теперь впрямую зависит от того, что он успеет узнать, отравляла ему существование. «Кончитта» раз за разом везла его в Первоапрельск, предупреждая, объясняя, впрямую наталкивая, а, он пень пнем, выпускник Алгинского мясного техникума, однокурсник космонавтов и генералов, так ни шиша не понял. Может, Прелова права, и он тупой.
— Нас заперли! — побледнев, сообщила Полина.
Она пояснила, что хотела выйти в туалет во дворе, но дверь не поддалась. Скорее всего, дверь приперли с той стороны.
— Наверное, щеколда наружная захлопнулась! — пояснил Бен и осекся.
Стемнело. За окном моросил дождь, казалось, по окнам стучат призрачные тонкие пальцы. Моля всех святых, чтобы его чудовищная догадка не подтвердилась, Бен спустился в подвал и проверил калитку в гараже и сами гаражные ворота. Все оказались заперты снаружи. Бен помнил, что щеколды были ерундовые, можно было легко выдавить их, но что-то останавливало его.
— Кто у вас такой шутник? — спросила девушка, едва не стуча зубами от страха.
Бен с сомнением посмотрел на ночной двор, в котором не просматривалось ни зги.
Мудрено, чтобы кто-то рыскал там в поисках многочисленных щеколд. Удовольствие так себе.
Бен покопался в себе и с удивлением обнаружил, что не испытывает к затворничеству отрицательных эмоций. Он не чувствовал в этом акте угрозы.
Подумаешь, на ерундовые замочки закрыли. Такие же были у Кольчугина. Это походило не на действие, а на предупреждение.
Базилевский в своем прощальном письме предупреждал, чтобы он не выходил в дождь.
Кстати, несчастный сам погиб в ливень. А ведь обо мне заботятся, прозрел Бен. Он отогнал странную мысль, но она вернулась.