Пыльный вечерний воздух, жаром исходящий от расплавленного асфальта, не щадя, ударяет в лицо, но тенистая прохладная аллея предоставляет нам свое убежище. Болтая о всякой ерунде, мы еще час гуляем по вечернему городу и после сто пятидесятого звонка Олега наконец-то подходим к клубу.
— Ну и как это называется? — шутливо ругается «шкаф» и заключает Юльку в жутко крепкие объятия. После чего они целуются так долго, что я успеваю забыть, с кем сюда пришла. К тому же, слышу любимый трек — он зовет и манит меня.
Покачиваясь от нетерпения, я бросаю милующейся сладкой парочке:
— Встретимся внутри! — И не дождавшись какого-либо ответа, взбегаю по ступенькам, прохожу фейсконтроль, но уже в вестибюле понимаю, что Юлька и Олег поспешно следуют за мной.
На танцполе мы располагаемся практически в центре. Теперь это наше любимое место. На удивление, здесь свободно, и световые лучи не так часто бьют по глазам.
Несколько сознательных движений, и я выпадаю в параллельный мир, в котором нет никого и ничего, кроме меня и музыки. Я не вижу мелькающих туда-сюда лиц, не чувствую чужих нерасторопных конечностей — трек за треком я общаюсь со своим собственным телом на языке танца. Мне хорошо, я чувствую гармонию и умиротворение и даже не с первого раза реагирую на Юлькины фразы, которые подруга орет мне прямо на ухо.
— Смотри! — Чтобы привлечь мое внимание, она хлопает меня по плечу: — Он опять не сводит с тебя глаз!
— Кто? — не сразу въезжаю я.
— Тот парень! — кивком она указывает куда-то в сторону. — Помнишь, я о нем тебе рассказывала? В прошлый раз! Он тоже смотрел на тебя так!
— О ком ты? — я не понимаю, куда смотреть. Но делаю это только из вежливости к подруге. В действительности мне абсолютно все равно, кто и как на меня смотрит, пусть хоть дырку на мне протрет — я не растаю.
Но Юлька думает, что я придуряюсь.
— А он симпатичный! — многозначительно улыбается она и слегка подталкивает меня вперед.
— Да кто?
— Тот, который идет сюда! Темненький, в кожаной крутке! Кажется, он намерен с тобой познакомиться!
Я всматриваюсь сквозь хаотично двигающуюся толпу, пытаюсь поймать направление, обозначенное подругой, и в какой-то момент наконец-то понимаю, о ком она. В тот же миг мое сердце с разбега врезается в грудную клетку.
Вот черт!
— Это тот прилипала! — сообщаю я Юльке и хочу спрятаться за ней.
Но не успеваю.
— Ну что, натанцевалась? — спрашивает он, в два счета сократив расстояние между нами до минимума. — Поехали! — и протягивает мне руку, на которую я смотрю более чем озадаченно.
Упертый баран! И что он о себе возомнил?
Я вспыхиваю:
— С чего ты решил, что я с тобой куда-то поеду?
— Нет? — с показным равнодушием хмыкает он и, не дав возможности осознать происходящее или опомниться, одним простым движением приподнимает меня и заваливает себе на плечо.
Я дергаюсь, ищу поддержку в глазах Юльки, но она — та еще заступница в подобных ситуациях. Наоборот, кажется, ей нравится то, что со мной происходит.
А меня бесит! Бесит! Бесит!
— Ты! Питекантроп! — рычу я и колочу его по широкой, словно скала, спине. — Отпусти меня! Я никуда не поеду! Ты! Животное! Оставь меня в покое! Поставь меня на ноги, придурок! — Но он не реагирует. — Убери свои руки! Ладно, я прошу у тебя прощения… Слышишь? Я извиняюсь! За мороженое, бутылку… за что там еще надо? Только отпусти меня, слышишь? Отпусти! — Но и это бесполезно. — Ты! Мужлан! Обезьяноподобное создание! Придурок! Хам! Грубиян! Ну, пожа-а-алуйста, отпусти…
11. Антон
— Помогите! — показушно надрывается она, когда я проношу ее мимо охраны. — Он псих! Он маньяк! Вызовите полицию!
Но те, на кого она так надеется, прощаются со мной по-приятельски.
И пока рыжая бестия продолжает рассерженно колотить меня своими неугомонными кулачками, я миную двери и готовлюсь максимально аккуратно, чтобы не навернуться, спуститься по порожкам.
— Ты опустишь меня или нет?!
— Нет, — я перехватываю ее поудобнее, чтобы она не брыкалась так активно, и не могу не думать о том месте, на котором теперь лежит моя рука. — И прекрати дергаться.
Она взвизгивает:
— Убери свои лапы!
— Тих-тих-тих-тихо! Если мы долбанемся о ступеньки головами, вряд ли это будет выглядеть романтично.
— Гребаный романтик! — смешно злится она и бьется как рыбка о лед, отчего ее попка соблазнительно напрягается под моей ладонью. — Что ты от меня хочешь?
— Хочу отвезти тебя домой.
— А тебя об этом кто-то просил?!
— Меня не надо об этом просить. Я буду каждый раз отвозить тебя сам. Ты же не хочешь сказать, что снова намерена добираться до Озерков на такси?
— Какое тебе дело?!
Ты моя.
С дорогой поклажей наперевес я дохожу до мотоцикла и ставлю ее на ноги.
— Садись. Вот тот шлем для тебя.
— Да пошел ты! — фыркает она и стремится сбежать от меня.
Но я загораживаю ей путь, и Ковбою вновь приходится сражаться со мной.
— Ты не понял? Отвали! — тараном пробивается она, но, понимая, что все подобные попытки ничтожны, упирается мне в грудь ладонями и принимается пинаться. — Твердолобый баран! Упрямый осел! Пропусти меня! Я с тобой никуда не поеду!
Я быстро обхватываю ее за талию и сажаю на мотоцикл. Она настойчиво отбивается. А потом взвизгивает и, поджав губу, тянется к своей ноге.
— Ч-черт! Каблук… — ударяет со злостью по глушаку. — Проклятый кусок железа!
Я смеюсь:
— А он-то здесь при чем?
— Ты прав, ни при чем! Это ты! Ты! Ты! Ты! — она скидывает босоножки, зажимает пряжки тонкими пальчиками и принимается лупить меня обувью, куда придется. — Животное!
Я прикрываюсь рукой, чтобы не получить сломанным каблуком по лицу.
Но она не делает этого. Она решительно огибает меня, достает из сумочки телефон и собирается сделать звонок, вероятно, в такси.
— Куда ты собралась? — хохотнув, спрашиваю я. — Я же сказал: я отвезу тебя сам.
И резким движением забираю у бестии телефон.
От неожиданности она оборачивается и несколько секунд смотрит мне прямо в глаза. После чего взрывается:
— Да как ты смеешь?! — И прыгает на меня, стараясь отнять то, что по праву принадлежит ей.
Но я успеваю спрятать его в карман. В передний карман своих джинсов.
— Верни телефон! Верни, я тебе говорю! — взвывает она, и я все-таки получаю по голове ее увесистыми босоножками.
— Ты с ума сошла? — отскакиваю я. — Ездишь ночью! Одна! С извращугами-таксистами! Да ты хоть знаешь, кто там работает? — не выдерживаю и вываливаю на нее всю свою искреннюю заботу. — Как тебя вообще родители отпускают?
— Да пошел ты! — в сто тысячный раз посылает меня она и, резко сменив направление, прямо босиком настропаляется в сторону Озерков.
Я смотрю ей вслед, на ее нежные пяточки, стройные ножки с тонкими голыми щиколотками, а потом задерживаюсь взглядом чуть выше. Внутри меня разом что-то переворачивается. Я не хочу ее отпускать. Не хочу, и все!
Я твой.
Я завожу мотоцикл, с лязгом срываюсь с места, нагоняю рыжую бестию на повороте и несколько сотен метров ползу с черепашьей скоростью рядом с ней.
Но она делает вид, что не замечает меня. В то время как я не свожу с нее глаз.
Н-ну, Ковбой!
— Хватит выпендриваться, — не выдерживаю я. — Садись!
На что она демонстративно отворачивается.
Маленькая стервочка!
— Так, хорошо, — я торможу на обочине, позади нее, глушу двигатель, вытаскиваю ключ из замка, соскакиваю с мотоцикла и ставлю его на подножку. — Тогда я пойду с тобой! — догоняю ее, и еще метров двести мы идем рука об руку по опустевшей дороге.