Наверно, я нагло разглядываю ее, потому что, в конце концов, она вдруг толкает меня и останавливается.
— Прекрати! Что ты делаешь?!
Я улыбаюсь:
— Иду с тобой.
— Зачем?!
— Я намерен проводить тебя. Мне не нравится, что такая куколка, как ты, возвращается домой одна! Ночью! И если ты не желаешь ехать со мной, я буду сопровождать тебя пешком.
— Упрямый баран! — хмыкает она. Но на этот раз ее обзывательство звучит без явной злобы.
— Вообще-то, меня зовут Антон.
— Ох, простите-извините, упрямый баран, Антон! — смешно корчится она и, вскользь посмотрев на меня, снова устремляется вперед.
Я кидаю ей вслед:
— Может, проявишь вежливость и тоже представишься? — Догоняю, толкаю в ответ на ее же манеру: — Или тебе нравится, когда я называю тебя Ковбоем? А, Ковбой?
Она, едва ли скрыв улыбку, возмущается:
— Чего ты ко мне прицепился?!
— Когда-нибудь ты заработаешь неприятности на свою обольстительную задницу. А я не хочу, чтобы это случилось.
— По-моему, я их уже заработала! — хмыкает она. — Из-за тебя я оказалась на улице, сломала каблук, лишилась телефона и теперь иду босиком по этому кошмарному асфальту! А ты говоришь мне о каких-то мифических неприятностях! К твоему сведению, я не собиралась ехать в такси одна! Вообще-то, в клубе я была с подругой, мы должны были вместе…
— Да? — смеясь, перебиваю ее я. — И где же твоя подруга? Почему она не выскочила за тобой? Ты и в прошлый раз возвращалась в Озерки одна. Напомню: и в позапрошлый!
— Будь проклят тот день, когда я села на твой мотоцикл!
— Благодари судьбу, что именно я подвернулся тебе под руку!
Она фыркает, хочет сострить что-то в ответ, но неловко оступается и почти падает.
— Вот черт!
Я подхватываю ее под локоть:
— Ну и долго ты будешь выпендриваться?
Она встряхивает волосами:
— Я не выпендриваюсь! — Пристально смотрит на меня, впервые изучая вот так, вдоль и поперек, и в конечном итоге соглашается: — Ладно, поехали.
Не сводя с нее глаз, я снимаю с себя куртку и протягиваю чертовке. Мне хочется самому прикрыть ее оголенные плечики, прикоснуться к нежной коже, согреть дыханием, переместится к губам… Но я довольствуюсь тем, что она мне просто улыбается: берет куртку и ныряет в рукава. Без каких-либо фокусов! И я не могу налюбоваться на нее, дикую рыжую кошечку, которая наконец-то спрятала свои коготки.
Я уже готов нацепить на ее очаровательную головку шлем, но она так долго возится с молнией, что для начала я кидаюсь ей на помощь. И сразу же получаю по рукам.
— Не наглей! — рыкает она, на секунду отрывается от бегунка, пронзает обжигающим взглядом и, хохотнув едва слышно, торжественно справляется с поставленной задачей, лишив меня повода к ней прикоснуться.
— Что? — смеюсь я. — Прости, но я уже трогал тебя за места куда более выдающиеся.
— Тебе приснилось! — хмыкает она. Отнимает у меня шлем, который я прижимаю локтем к боку, и надевает его сама. — Уйми уже свои примитивные фантазии!
Я ухмыляюсь.
Детка, да что ты знаешь о моих фантазиях!
И медленно схожу с ума от ее чумового прикида. В шлеме она такая сексуальная! Как представлю, что руки этой куколки через мгновение вновь сцепятся кольцом у меня на животе, как под ними разгорится пожар, как все мысли разом покинут мою голову… Боюсь, с таким раскладом до Озерков мы можем не добраться.
— Чего телишься? Поехали! — командует она.
Я вставляю ключ в зажигание и веду бровью:
— А обуваться ты не собираешься? Или твои прелестные ножки окажутся прямо на мне?
На что она незамедлительно фыркает:
— Озабоченное животное! — Бросает на асфальт босоножки, наклоняется и принимается наспех обуваться. Сломанный каблук то и дело подрывает ее и без того неустойчивое положение, и Ковбою приходится грациозно балансировать.
А я, пользуясь случаем, жадно пожираю ее глазами.
— Хватит на меня пялиться! — распрямившись, возмущается она.
— Ладно, не буду, — быстро соглашаюсь я.
А сам продолжаю нагло разглядывать ее изящную фигурку, наполовину скрытую курткой неподходящего размера. Но у меня хорошая память и отличное пространственное мышление: в моем воображении рыжая бестия уже без нее.
— Ну что-о? — всерьез психует она, не сумев прочитать мои мысли. — Если я выгляжу, как последняя идиотка — это не смешно! Это твоя куртка! Твой шлем! По твоей милости я лишилась обуви!
Ты моя.
Я улыбаюсь:
— Все нормально, ты прекрасна. — И коротко хохотнув, киваю ей: — Прыгай уже!
Помедлив, она усаживается сзади, и спустя мгновение я всей спиной ощущаю ее тепло. Мне сложно не обращать на это внимания, не оборачиваться, забыть о тесном слиянии наших тел, но я стараюсь держать себя в руках. Дорога. Я должен думать о том, как доставить чертовку в целости и сохранности. Но она, намеренно или нет, на каждом повороте прижимается ко мне так крепко, что хочется выбрать самый длинный и извилистый путь и петлять по нему до рассвета и обратно.
Но мы несемся по прямой опустевшей трассе. Сто сорок снаружи, сто сорок внутри. И уже вдали Озерки, встречают нас вереницей задремавших огней. Мы пересекаем поселок, уходя на крайнюю к лесу улицу, и через минуту оказываемся возле знакомого кирпичного дома в скандинавском стиле, с симпатичным низеньким заборчиком впереди и глухим, высоким, по сторонам.
Я торможу прямо перед калиткой, стараясь как можно меньше напылить. Она ловко спрыгивает с мотоцикла, но забывшись об «аварии», припадает на левую ногу.
— Черт! — фыркает в своей коронной манере, прощается со шлемом и замахивается в меня. — Убила бы!
Я вешаю его на руль:
— А лучше б поцеловала.
— Ну ты и наглец! — со смешком фыркает она, а потом небрежным движением руки избавляется от босоножек. — Отдай телефон для начала!
— А потом?
— А потом посмотрим.
— Хорошо, — я лезу в карман, достаю то, о чем она так волнуется, и протягиваю ей.
Наши взгляды встречаются. Она одергивает руку, будто обжигается, и на цыпочках проскальзывает в калитку.
Маленькая рыжая бестия, сумевшая подсадить меня на крючок!
— Эй, Ковбой! — Я окликаю ее и стучу пальцем по щеке: — А ты ничего не забыла?
Она соблазнительно улыбается:
— Нет. — И проверяя мою реакцию, медленно расстегивает куртку, оголяя сначала одно плечо, затем другое. И делает это так эротично! — Не забыла. Я только переобуюсь… Хочешь, пойдем со мной!
Так, стоп. Я не ослышался?
— Ты приглашаешь меня на чай? — хохотнув, спрашиваю я.
— Если хочешь, можно и на чай, — трясет головой она и вешает куртку на калитку.
Я понимаю, что рыжая бестия что-то задумала. Я уверен, что если я войду в ее двор, меня будут ждать неприятности. Но эти неприятности стоят того, чтобы идти за ней хоть на край света!
Я глушу мотор, вынимаю ключ из зажигания. Медлительной, но твердой походкой направляюсь к ней.
— Ты хотя бы представилась, что ли. Неприлично как-то. Я иду в гости на чай, — веду бровью я, намеренно делая упор на этом слове, — но даже не знаю твоего имени.
— Женя, — загадочно улыбается она. И шустро поднявшись на террасу, приказывает: — Стой тут! Родители могут не спать… — вдруг понижает голос. — Я только переобуюсь и выйду.
— Обманешь — смеюсь я, — мне придется познакомиться с твоими родителями. Я охотно это сделаю, и если понадобится, перебужу весь поселок, Джонни!
Она по достоинству оценивает мои намерения. Потому что снова улыбается, улыбается совершенно искренне — я вижу, как блестят ее глаза в свете соседского фонаря.
— Не обману, не переживай. Только не ходи сюда! Стой там, в тени гаража, — еще раз напоминает она и, скрипнув дверью, проскальзывает внутрь.