Едва я успеваю коснуться ее непослушных жарких губ, слегка приоткрытых, немного сомневающихся, но таких манящих и желанных, как свет фар проезжающего мимо автомобиля на миг ослепляет нас. Желтым полотном, скользнув по дому и стене гаража, машина медленно катит по дороге вдоль забора.
Я отвлекаюсь, я чувствую, как испуганно бьется ее сердечко. И тогда, легонько прижав рыжую бестию к себе, вместе с ней делаю шаг вперед, в темноту, сгустившуюся у гаража. Но Джонни не отступает, не вырывается, не убегает от меня.
В очередной раз взглянув в ее глаза с немым вопросом о разрешении, я наклоняюсь и осторожно, боясь, что мог не так понять, короткими поцелуями от уха до подбородка подбираюсь к ее пылающим губам.
Дверцы машины хлопают. В затуманенное сознание вторгаются голоса:
— О, Антохин байк…
— Че это он тут его бросил?
И я понимаю, что это Тим, Гарик и кто-то еще, но не хочу сейчас думать о них. Все мои мысли растворяются в ней, в этой дерзкой, но такой уютной девчонке.
— Тони, ты там?
Я не собираюсь реагировать на их оклики. Но она выдыхает:
— Черт! — и, обернувшись в сторону калитки, подставляет мне щеку. — Если эти кретины придут сюда, я их покалечу!
Ее воинственный шепот заставляет меня улыбнуться:
— Не сомневаюсь, что когда-нибудь ты перекалечишь здесь всех, — и первым отступаю. Но только для того, чтобы взять ее за руку: — Но не сейчас.
Легонько сжимая в своей ладони ее тонкие пальчики, я тяну Джонни в сад, в гущу летнего вечера, плавно перетекающего в ночь. В эту теплую, совершенно неповторимую звездную ночь!
— Ты рехнулся? — смеется она. — Куда ты меня тащишь? Я же сказала, я никуда с тобой не пойду! И не поеду тоже!
А сама бежит, бежит и даже не спотыкается.
— Это я уже понял, — хохотнув, продолжаю увлекать ее за собой.
— Я серьезно! Что ты задумал? — мягко фыркает она. — Если во двор выйдет мама, тебе не поздоровится.
— У тебя прекрасная мама, не наговаривай. Она не будет против!
— Не будет против чего?
— Того, что ее дочь со своим парнем, — я останавливаюсь и, вновь оказавшись с ней лицом к лицу, сознательно подначиваю ее, — занимается кое-чем приятным.
— Ты! — вспыхивает она. — Похотливое животное! — И стремится ударить меня.
Но я уворачиваюсь, не выпуская ее руки.
— Не знаю, о чем ты подумала, маленькая извращенка, — смеюсь я, — но вообще-то я имел в виду перекус. — И достав из кармана куртки пакетик с фисташками, трясу им перед ней. — Но мне приятно, что ты, каждый раз оказываясь рядом со мной, постоянно думаешь об этом.
— Я об этом не думаю!
— Ладно-ладно, не думаешь. Но, по крайней мере, не возражаешь, что я твой парень.
Я твой.
Она теряется. Но быстро находит, как оправдаться:
— Ты такой твердолобый, что тебе нет смысла возражать!
— Рад, что ты это усвоила.
И наконец-то оторвавшись от ее озорно поблескивающих глаз, снова тяну Джонни за собой, к пристройке. Там есть отличная лазейка для того, чтобы…
На мгновение я оставляю ее вместе с упаковкой фисташек, а сам одним махом забираюсь на бочку.
— Я не понимаю! Что ты задумал?
— Просто доверься мне, — упираясь в покатую крышу, подаю руку чертовке.
Та мешкает, но доверяется.
Ты моя.
И, оказавшись с ней рядом на этом крошечном пятачке диаметром не более пятидесяти сантиметров, на метр выше уровня земли и едва ли ниже небес, отчетливо ощущаю вращение планеты вокруг своей оси.
Поддавшись порыву, я аккуратно притягиваю Джонни к себе:
— Эй, Ковбой, — шепчу ей на ушко, — а ты рисковая. Мы лезем на крышу, ты можешь упасть.
— Если ты станешь распускать свои загребущие лапы, обещаю, мы упадем с тобой вместе!
На что я смеюсь:
— Мне нравится прогресс в твоих угрожающих фразочках! — И веду бровью: — Так значит, вместе?
Она живо переводит разговор в другое русло:
— Что мы будем там делать?
— Я же сказал: перекусывать. И смотреть на эти лживые лампочки!
— Какие еще лампочки? — хихикает она.
— Вот те!
Я указываю пальцем вверх, и как только рыжая бестия задирает свою прелестную головку, успеваю чмокнуть ее, прежде чем смачно получаю по лицу.
— Что? — деланно возмущаюсь я и взбираюсь на крышу пристройки. — Я думал, мы уже вышли на новый уровень.
— Какой к черту уровень! — хмыкает она. Но ее негодование слишком уж развеселое. К тому же, Джонни покорно принимает от меня помощь, и вот уже мы продвигаемся вперед, к основной части кровли. — Ты серьезно? Ты собрался устроить здесь планетарий и показать мне созвездия Кассиопеи, Центавра и Гончих Псов? Очень оригинально! — ехидничает она.
— Ты же ждешь от меня романтики, — продолжаю подтрунивать я. — Тебе ведь не нравятся мои навязчивые ухаживания, — и, сняв с себя куртку, расстилаю ее, чтобы одна обворожительная попка могла с комфортом разместиться в первом ряду новоявленного планетария. И сам присаживаюсь рядом. — Тогда я буду дарить тебе звезды, сладости и цветы. — Не церемонясь, я забираю из ее рук пачку с фисташками, вскрываю упаковку и сразу же приступаю к перекусу: — Вот только извини, цветов у меня нет. Да и сладостей для тебя тоже. Только лживые лампочки… Смотри, — сосредоточившись на неподдающейся скорлупке, я, не глядя, киваю куда придется, — там созвездие Гончих Псов. А вот там… как ты сказала? Кассипопея?
— Кассиопея, — смеясь, поправляет она. — Эй! Ты стебешься, да? — И отнимает у меня приличную горсть фисташек.
Но я все еще продолжаю казаться серьезным:
— Нет. Я искренне надеюсь произвести на тебя впечатление.
— Прекрати! — хохочет она. — Тебе это не идет!
— Да-а? А если я все-таки подарю тебе цветы?
Я достаю из внутреннего кармана куртки ручку-брелок, беру Джонни за руку и, не спрашиваясь, принимаюсь выводить на тыльной стороне ее ладони то ли мимозы, а то ли ромашки. А когда заканчиваю — букет получается так себе, — она премило улыбается:
— Ты идиот!
— Тебе придется с этим смириться, — без обид хмыкаю я. — Но в том есть одно большое преимущество для тебя.
— Для меня? — смеется она. — И какое же?
— На моем фоне ты будешь неотразима.
— То есть… ты намекаешь, что я… так себе?
— Нет, нет, нет!
Она замахивается, но я успеваю увернуться и, перехватив ее руку, потянуть на себя. Джонни заваливается, ее прекрасный носик утыкается мне в грудь.
Тогда я слегка наклоняюсь и целую ее в рыжую макушку:
— Ты прекрасна!
После чего отпускаю.
— В глазах идиота? — прищуривается она, вернувшись в вертикальное положение.
— В глазах твоего парня. Я же не виноват, что ты запала на такого.
Я твой.
— Что-о? Я на тебя не западала!
— Тогда зачем приняла цветы?
Она смотрит на мои художества и улыбается:
— Ты не оставил мне выбора.
— Разве? Ты могла бы их выкинуть…
Чертовка громко хохочет. Ссыпает в пустую упаковку скорлупки, оставшиеся от фисташек, и демонстративно отряхивает ладони перед моим лицом.
— Считай, что я это сделала!
— Звучит убедительно, — смеюсь я. И дразню ее: — Так же, как «я никуда с тобой не пойду!». Да, Джонни?
Ее очаровательный ротик искривляется в забавной усмешке, она собирается сострить что-то в ответ, но ее перебивает телефонный звонок.
Еще не успев узнать, кому я вдруг так сильно понадобился в этот час, я прикладываю палец к губам:
— Тих-тих-тих-тихо, — наклоняюсь к рыжей бестии, слегка толкнув ее плечом. — Или стоит заставить тебя замолчать другим известным мне способом?
И вскользь взглянув на фотографию на экране, бесцеремонно отвечаю на входящий звонок.
— Да, Тань… — и улыбаюсь, глядя на чертовку. — Хотите поехать завтра?… Да не вопрос. Посижу, конечно… Ночевать буду дома… Нет… Хорошо, давай. — А потом, убрав телефон в карман своих джинсов, с серьезностью спрашиваю: — Какие планы на следующие выходные?