Так, стоп! А почему папа до этого молчал, а теперь, действительно, вдруг разволновался насчет клуба? Неужели этот упрямый баран все-таки…
Вот гад!
Ну я ему устрою!
17. Антон
Всю неделю в шиномонтажке полный штиль. Нет, работа, конечно же, находится, но без особого напряга, а сегодня случился настоящий завал. Мало того, что по записи несколько автомобилей было, так еще и вип-клиент с «зубастыми» шинами заявился.
Выкраиваю минутку, чтобы позвонить Руслану, приятелю Вадима — он в том самом ночном клубе, куда рыжая бестия повадилась, в охране работает. Если б не Рус, я бы с ней, наверно, никогда и не встретился, ведь это он потянул меня туда развеяться, хотя обычно я по подобным заведениям не таскаюсь. А тут… то да се, после армии всех друзей растерял — ну как всех, двоих: Санек по контракту остался, а Чиж за это время жениться успел, еще и дитя родить, — вот и поехал потусить от нечего делать. Поэтому своим знакомством с Джонни, в какой-то степени, я обязан именно ему.
— Рус, здорово! Не помешал? Не открылись еще? Дело к тебе есть особой важности.
Тот одобрительно хмыкает в трубку:
— Давай, вываливай!
— Слушай, ты не мог бы за Женькой присмотреть?
— За каким Женькой?
— Да не, за девчонкой одной, рыженькой…
— Которую ты в прошлый раз нахрапом увозил?
Я улыбаюсь:
— Ну да.
— А сам че?
— А сам постараюсь к вашему закрытию приехать. Запара на работе. А она, оторвиголова, нарвется еще на кого-нибудь…
— Понял, если будет снова лезть в драку, мигом растащу.
— В смысле «снова»?
— А ты не в курсе, что ль? — смеется он. — Было дело…
И я вспоминаю при каких обстоятельствах в тот самый первый день повторно увидел Джонни — слегка потрепанную, с волной волос у лба, но до беспамятства сексуальную.
Дралась, значит? Н-ну, Ковбой!
Хохотнув, я отхожу в сторону, а то поблизости уже успели вырасти уши. И решаю пояснить Русу, в чем суть проблемы.
— Да не, Руслан, я не об этом. Если драка — само собой разумеется. А я прошу маякнуть мне, если кто-нибудь возле нее нарисуется. Ходить хвостом за ней не надо, просто поглядывай, с кем она там, и если вдруг что — сразу звони.
— Антох, ну ты и выдумал! Как ты себе это представляешь? Извини, но я при всем своем уважении к тебе держать твою кралю на курке не смогу. Да и если увижу, что кто-то возле нее отирается… Пока ты примчишь…
Ч-черт!
Меня просто разрывает на части от ревности!
— Ты прав, — закусываю губу, — извини за бредовую идею.
— Да ниче. Я тебя понимаю. Я в твои годы и не такое вытворял, а уж что в мыслях проворачивал… у-у-у!
— Ладно, спасибо за поддержку, увидимся!
— Вадиму привет передавай!
— Хорошо.
И с мыслями, как бы поскорее со всем этим разделаться, приступаю к своим прямым обязанностям. Мы переобули внедорожник для гряземеса, а у него датчики давления в шинах никак не хотят дружить с мозгами, приходится повозиться. Часа три-четыре для внешнего мира меня нет. Работа тяжелая, грязная, к тому ж еще и сезонная — то густо, то пусто. Ну а куда деваться? Сидеть на шее Вадима тоже не вариант. Я все подумываю снять себе однушку, чего я им глаза мозолю, пусть живут в родительской квартире хозяевами — семья все-таки, — а я уж где-нибудь приткнусь. Вот только бы получить полноценную зарплату… Жалко, конечно, из собственной комнаты съезжать. Но Вадим меня и так с одиннадцати лет тянет, он в восемнадцать «папашей» стал, для меня. А я, паразит, до сих пор на нем катаюсь, да и он меня за мелкого считает — все равно, что Степка. Только Степан генерал-лейтенат, а я так — «товалищ комадил».
Как только паджерик, осевший у нас чуть дольше, чем до полуночи, наконец-то покидает бокс, я, наспех переодевшись, выскакиваю из сервиса первым, запрыгиваю в «седло» и, навалив газу, с лязгом срываюсь с места. Сейчас меня волнует только одно: уехала ли Джонни домой, доехала ли Джонни домой и что она делает, эта Джонни. Что она со мной делает?
Я мчу по городской магистрали, обхожу редкие машины, креня мотоцикл то влево, то вправо, ловлю в зеркалах отблески проносящихся мимо фонарей, а вывернув к Площади, притормаживаю — за поворотом клуб.
Рваные отзвуки громкой музыки вываливаются изнутри, стоит любому, в меру разгоряченному и взбудораженному дикими танцами, распахнуть настежь дверь и оказаться снаружи. И всякий раз я дергаюсь — может быть, она? Но нет. И так с завидной регулярностью, пока у меня хватает нервов. А как только нервы кончаются, я вталкиваю все эти надрывные звуки обратно, внося за собой в затуманенное помещение свежий прохладный воздух.
— Не было ее, — встречает меня на проходе Руслан и с характерным хлопком здоровается. — Все глаза себе высмотрел! А точно должна была прийти?
И я от такого расклада теряюсь:
— Да вроде. — Но осознав все положение дел, улыбаюсь и даже смеюсь: — Должна была.
Но не пришла.
Значит, послушалась.
Я твой.
Ты моя.
Окрыленный сложившейся ситуацией, я наскоро прощаюсь с Русом, вырываюсь из душного помещения на улицу, запрыгиваю на мотоцикл и стрелой лечу в Озерки. К ней. Меня переполняют эмоции! Я под завязку наполнен ими. И все, что мне сейчас нужно — да просто увидеть чертовку, посмотреть ей в глаза, которые не умеют лгать, юлить и притворяться, и от одного только ее присутствия разорваться на части от счастья.
Но, подъехав к ее калитке, я обнаруживаю, что свет нигде не горит, кругом неприветливая темнота. Только соседский дом объят привычным убийственным хаосом.
Тогда я подхожу к ее окну и стою. Стою так, не решаясь постучать. Не решаясь потревожить ее тихий, кроткий мир. Должно быть, она уже спит. И бросив небрежный взгляд на Артурчиков двор, в котором перемешалось все: истошные вопли, неестественный смех, музыка, чье-то надрывное пение, дерганье света, запах паленой дряни, — я решаю, что вернусь назад, в город. Надо спать.
Сладких снов, Джонни!
Увидимся завтра.
Давненько я не просыпался дома в субботу, даже успел подзабыть, что это такое.
— Атон! Ты есё спис?
А нет, вспомнил. Очень похоже на те дни, когда простуда выбила Степку из колеи, и он не ходил в детский сад. И на те, когда Вадим с Таней, оставляя на меня своего сына, с утра пораньше укатывают в Икею или на другие подобные «тусовки» для окольцованных.
Я укрываюсь с головой и мычу из-под одеяла:
— Угу.
Короткий скрип двери. И тишина.
Ка-айф!
И только я забываюсь, проваливаясь в самый упоительный дремотный сон, как в разум врывается знакомое:
— Атон! И ситяс спис?
— Угу.
Снова дверь. И опять тишина.
Только топот маленьких ног и приглушенные голоса вдалеке:
— Ты дашь ему поспать?
— Степан, будь человеком!
Так говорят, будто все взрослые, наученные жизнью тетки и седовласые дядьки, менее бесцеремонны. И докопались же до пацана!
— Степ! — зову я его, откинув с лица одеяло. — Я не сплю! Иди сюда!
И то, что происходит дальше, больше похоже на легкое сумасшествие.
Он с радостным визгом врывается в мою комнату, запрыгивает прямо на меня; мы дергаем друг друга за руки, за носы, за уши, бьемся подушками, устраиваем в складках пледа ралли «Дакар», пеленаем простыней Степку, а потом и меня за компанию, прыгаем на кровати. И да. Я — здоровенный дурак. Приятно познакомиться!
А после позднего завтрака, практически обеда, я все-таки отчаливаю.
— Ты велнёсся севоня? — пританцовывая у порога, спрашивает мелкий.
— Не знаю, Степ. Скорее всего, нет.
— А куда ты? А мозна с тобой?
— Нет, Степ. Если ты не будешь ночевать дома, мама тебя отругает.
— А тебя мама не налугает?
— Чья, твоя? — улыбаюсь я.
Но он тычет кулачком мне в живот: