— Правда, красивое? — вращает кольцо на пальце, и мелкие синие камушки играют, купаясь в солнечных лучах, ворвавшихся из-за занавески в гостинную.
— Да оно потрясающее! — от всей души восхищаюсь я. И еще больше убеждаюсь, что все мои прежние умозаключения — ничто по сравнению с тем, что теплится в сердце.
Кажется, я тоже испытываю к Антону нечто подобное. Может, не такое явное и упоенное или, наоборот — я улыбаюсь и смущенно отворачиваюсь, — буйное и фееричное… но обозначить это устоявшимся термином, который я, не вникая в суть, применяла ко всему и к каждому, будет неправильно. Оно слишком узкое и ни о чем не говорит.
К примеру, «букет», который Антон «подарил» мне, нарисовав на руке обыкновенной шариковой ручкой, благоухает во мне и сияет, гораздо ярче любого кольца. Но это не делает Олега плохим и не возвышает Антона над другими. Просто все мы — разные, и проекция чувств каждого имеет множество граней.
Да взять хотя бы маму с папой! А они в последнее время ведут себя по меньшей мере странно: то украдкой обмениваются заговорщическими взглядами, то хихикают, закрывшись среди бела дня в пристройке или в ванной, гоняются друг за другом со шлангом по двору, а то и вовсе… дрыхнут утром, как сурки, игнорируя настойчивый трезвон будильника, и при всем при этом думают, что я ослепла и ничего не замечаю! Кажется, они махнули рукой на реальный возраст, обозначенный в паспорте, и вновь вернулись в свои сумасбродные семнадцать. А значит, даже после многих лет, прожитых вместе, те самые чувства, как я ошибочно думала раньше, никуда не деваются — их просто важно уметь разбудить, освежить и, не боясь, впустить в свою жизнь.
Я смотрю на колечко Юльки, и меня вдруг внезапно — как гром среди ясного неба! как яркая вспышка в ночи! — осеняет:
— Так что, получается, Олег сделал тебе предложение?
Подруга, на долю секунды смутившись, довольно кивает.
Я взвизгиваю и выпрыгиваю из-за стола:
— Правда?! Серьезно?! Так скоро?! — обнимаю ее, и мы, кружась, скачем по комнате. — И… ты ответила…?
— Что за вопрос? — хохочет она. — Конечно, да!
Да! Да! Да!
Сто тысяч раз «да»!
И это точно, совсем-совсем точно-преточно никакое не блаженное отупение! Это счастье! Это слезы радости, которые я смахиваю.
— Я вас поздравляю! Вы такие… смелые и классные! А ты, — я слегка отстраняюсь и заглядываю Юльке в ее светящиеся глаза, — будешь самой сногсшибательной невестой! И не потому, что купишь бомбическое платье — а ты его обязательно купишь, я знаю! — а потому, что искренна, любишь и счастлива!
— И любима, — добавляет она.
— Аминь!
Мы смеемся и, дурачась, валимся на кресло, а потом возвращаемся за стол и болтаем обо всем и ни о чем. Мечтаем о том, как сложится наша жизнь лет через десять, в красках представляем Юлькину свадьбу, вспоминаем начальную школу и сходимся на мысли, что обе до одурения хотим газировки, но продолжаем довольствоваться приятно-остывшим чаем и кофейно-фруктовым тортом, потому что нам и так хорошо.
— Ну а ты? — подруга легонько пихаем меня локтем. — Все еще держишь воинственную позу и не собираешься сдаваться? Бедный парень, — смеется она.
— Да ему самому нравится подобный формат отношений! Он намеренно провоцирует меня! — Я вспоминаю свое фиаско в вольере и добавляю: — Подталкивает на идиотские поступки! — Но мысли прыгают дальше, отзываясь в душе теплотой, отчего по лицу расползается внезапная улыбка: — Издевается надо мной. Выставляет какой-то помешанной извращенкой перед моими родителями…
Юлька лукаво склоняет голову:
— Так он уже знаком с твоими родителями?
— Ну да.
— Ого! — смеется она. — И как ты отважилась на серьезные отношения?
— Возможно, все дело в том, что между нами не любовь, а какая-то фигня, — отшучиваюсь я «заезженной» фразой. Запоздало пожимаю плечами, допиваю свой чай и благодарю подругу за гостеприимство — а в мыслях еще и за искренность чувств, которыми она меня заряжает и даже заражает, — и, окрыленная какой-то необузданной легкостью, выпархиваю из чужой уютной квартиры навстречу своему бесшабашному счастью.
От центрального входа в парк я сворачиваю на узкую дорожку, уводящую в сторону детского городка — к огромной площадке с множеством горок, качелей и башенок — и, минуя киоск с мороженым и сладкой ватой, уже издали стараюсь выискать глазами Антона.
Честно говоря, совсем не представляю, каким он будет в компании своего племянника: таким же сумасбродным, плюющим на мнение окружающих, или более сдержанным? Я даже слегка тушуюсь от мысли, что он при ребенке начнет вести себя так же, как при моих родителях. Хотя… по большому счету мне все равно — я просто хочу поскорее увидеть его. Быть рядом, ловить на себе испытующий взгляд и мучительно умирать от мурашек, скользнувших по телу даже от самых воздушных прикосновений.
Я вспоминаю Юльку и решаю, что не стану скрываться сама от себя. Я попробую себе довериться.
И вот я вижу его, высокого, загорелого, с взъерошенными волосами; в белоснежной футболке, джинсовых светлых шортах по колено и кедах. Он целиком и полностью увлечен беседой с мальчишкой лет трех-четырех, таким же смуглым, темненьким, как и он сам, и стильно одетым. Они, болтая ногами, сидят на подвесном мостике, соединяющим две высокие башни, и не могут заметить меня, потому что смотрят вперед, а я подобралась к ним сбоку. Но каким-то шестым чувством Антон ощущает чужое присутствие вблизи и оборачивается, не дав мне всласть налюбоваться им.
— Джонни, — негромко произносит он и озаряется улыбкой, прервав размеренную беседу с племянником. — Привет!
И мне хочется выпустить сердце, чтобы оно летело к нему навстречу, опережая меня саму. Но это не так-то просто, когда ты находишься под прицелом изучающих детских глаз.
— Привет, — сдавленно отвечаю я и начинаю по-настоящему волноваться.
У меня не было абсолютно никакого опыта общения с малышами. Я впервые вот так, нос к носу, сталкиваюсь с ребенком. Но мальчишка смотрит на меня, будто ему все сорок пять, осознанно, как-то по-взрослому и, кажется, не просто изучает незнакомку, а критически ее оценивает.
Черт! И я не знаю, как вести себя, что делать и о чем говорить. Я мысленно молю Антона, чтобы он уже сказал что-нибудь, а лучше предложил куда-нибудь отправиться. И отвожу взгляд в сторону, а потом утыкаюсь под ноги — мне ловко. Крайне напряженная ситуация!
— А мы тебя заздались! — вдруг долетает до меня, и я поднимаю голову.
— Да, заждались, — подхватывает Антон. И они, переглянувшись, оба встают с мостика и направляются к горке, чтобы спуститься с «городка» на землю.
По дороге Антон несколько раз оборачивается и, прежде чем скрыться в витой пластикой трубе, дважды стучит по сердцу и, раскрыв кулак, посылает мне свой горячий привет, который я запоздало ловлю. После чего теряюсь еще больше.
— Падём на колоконьтик! Я показу тебе колоконьтик! — шустро съехав с горки, мальчишка в мгновение ока оказывается возле меня. — Ты будес со мной катаца? — Он протягивает свою пухлую ладошку, но, не дождавшись молниеносной реакции, сам берет меня за руку. И делает это крайне деликатно. — Не бойся, это не стласно!
— С тобой я и не боюсь, — непроизвольно смеюсь я.
Не такой уж он и бука, как мне сначала показалось.
— Степан, — догоняет нас Антон, — ты бы для начала представился даме, а потом уж оказывал ей свое внимание. Генерал-лейтенанты так не поступают.
Послушавшись своего старшего наставника, мой кавалер останавливается и, развернувшись, заглядывает мне в лицо:
— Меня зовут Тёпа. С-с-тёпа.
— А меня…
— А тебя я знаю, как зовут!