- Кому дал подписку, тёще?
- Не могу сказать, дал слово.
- Если дал слово, то почему его нарушаешь?
- Секрет. Меня сейчас подслушивают.
- Сейчас всех подслушивают, даже Президента.
- Ну, понимаешь, мимо будет проезжать Буш. Может, увидим хоть глазком, будет, о чём внукам рассказывать.
- Государство пригласило, пусть оно и заботится.
- Нет, брат, должен быть порядок. Мы цивилизованная страна и все должны отвечать за происходящее у нас. Что будет говорить о нас мир?
- То же, что сейчас говорят люди о них.
- Чего ты так ненавидишь американцев?
- Я их только терплю. А когда они начинают меня учить жизни, я их ненавижу, как ты притворяешься ненавидящим русских.
- Они причинили нам много зла.
- Сталин - не русский. Система - не народ. Русские живут по соседству, а американцы - за лужей. Что ещё тебе не ясно?
Я знал, что он не отвяжется, т.к. ему нужно было другое. Он писал мемуары, но такие подхалимские, такие для кого-то слащавые, аж до тошноты. За каждую отредактированную страницу он мне неплохо платил, но за каждое вычеркнутое слово готов был повеситься... И мы расстались. Теперь, видишь, вспомнил.
Ну, и понёс меня чёрт. Наверное, соблазнил тот “высший уровень”, как ребёнка. Литовцы очень любопытны. Достаточно объявить, что завтра в десять часов их будут расстреливать на площади Лукишкю, чтобы они стали собираться к половине десятого. Наверное, и я не лучше других.
Словом, уселись, разложили доску, нарезали луку, сальца, наполнили по рюмочке “супербрусочной”, а графинчик с самогоном “высшей очистки”, в котором плавали дубовые брусочки, поставили справа, как подсвечник, чтобы товарищеский матч выглядел внушительнее.
- Ну-с, за неподлежность! - поднял приятель рюмку дзукийской "брусочной"... И вдруг остановился.
В двери громко заколотили не то ботинком, не то молотком, и стали дёргать ручку. Едва мой оппонент успел открыть, как его грудью затолкали внутрь двое парней. Один из них напомнил мне Сильвестра Сталлоне, а другой
- Шварценеггера. У обоих - автоматы с оптическим прицелом, оба в шлемах, оба обвешаны всевозможными приборами, ни руках - беспалые перчатки.
- Можно? - спросили оба, как по команде.
- Можно, можно, - засуетился приятель и невольно поднял вверх руки.
Парням это понравилось. Они, будто играючи, стволами автоматов опустили его руки и посмеялись:
- It's too much![106]
Потом они очень внимательно осмотрели другие комнаты, подвал, шкафы, подойдя к окнам, до половины опустили пластмассовые шторы, уложили на подоконники автоматы, придвинули стулья, прицелились в одного прохожего, в другого, потом включили какую-то штуковину с мигающей красной лампочкой и стали говорить цифрами. На крышах и подоконниках других домов мигали такие же красные дьявольские глаза. Целый батальон.
- Хорошая видимость, - определили они.
Когда они справились со своими делами, один космический пришелец подошёл к нам и спросил:
- Что вы тут делаете?
- Играем в шахматы.
- А это что за чертовина? - показал он на графинчик.
- А вот это - наше дело, - рассердился независимый чиновник. - Свобода личности.
Пришелец, не спеша, взял несколько шахматных фигур, повертел в руках, ногтем сковырнул зелёную бархотку и, увидев утопленные в древесину кусочки свинца, спросил:
- Какой калибр?
Мой приятель дрожащими от возмущения руками отнял фигуры, свинец и принялся объяснять:
- Это не калибр, понимаешь, болван? Это плюмбум, свинец, для устойчивости...
Пришелец направил взгляд на хорошо настоявшуюся "брусочную" и аккуратно утопленные в неё дубовые брусочки. Он осторожно открыл графин и ещё осторожнее понюхал.
- Danger?[107]- он даже побоялся взболтать.
- Знаешь, этот Буш начинает мне надоедать! - взорвался приятель. - Если я его вышвырну в окно, то кончатся и яды и взрывчатка.
Это он мне так сказал, а пришельцу ещё пытался улыбаться:
- Это виски, понимаешь? Литовская бормотуха, джинджер!
Американец ворочал глазами, но графинчик поставил на стол с такой осторожностью, будто в нём был налит нитроглицерин. Мой партнёр чуть ли не выхватил графин из рук пришельца, опрокинул в себя и сделал несколько огромных глотков, закусил салом и луковицей, после чего протянул графин гостю:
- Drink![107] - это он умел произнести по-английски. - Drink!.. И не выламывайся, чёрт тебя не видал, если ты наш гость.
Шварценеггер поднёс графин к окну, долго совещался со Сталлоне, прежде чем осмелился поднести его к губам.