Груды яиц возвышались в каждом углу трюма. Вонь стояла как на скотобойне, на полу валялись куски разорванной одежды, человеческих тел и изжеванная кожа жабельных акул. Каждый шаг Торрина по лужам высыхающей крови сопровождался липким шлепаньем. Он осторожно переступил через выскобленный череп, в котором, задержав на нем взгляд, определил Мелиса, ибо в ту минуту танапод сунул ему под нос то, что осталось от Кэлиса. Торрин повернулся к крюку в стене, смахнул с него нечто по-мясному влажное, и повесил лампу.
— Долго еще? — Спросил танапод.
— Через два дня мы будем на месте, — ответил Торрин. Он заметил, что тело существа раздалось и раздобрело, так что под панцирем стали видны участки кожи. Яйца, которые монстр отложил в трюме, немного ослабили его тягость, а недавние трупы избавили от вызванного нерестом голода. Но еще больше икры зрело внутри существа, и оно все еще было ненасытно. Торрин знал, что придется покормить тварь снова, и вскорости, дабы удержать существо от желания выбраться на палубу и убить их всех. Это вполне его устраивало.
— Как ты выучился говорить? — Спросил он тварь.
— Был на кораблях раньше. Многих был. — Ответило существо.
Так значит, и другие проходили через этот ужас, но, разумеется, не оставили историй об этом, ибо не осталось в живых способных их рассказывать. Торрин знал, что каждый год в изрядном количестве исчезают охотники за жабельными акулами. О таких кораблях говорилось, что у них приключилось «дурное плавание». Как же остро теперь он понимал это выражение.
— Расскажи мне об этом. — Попросил Торрин монстра, скучая хоть по какому-то общению. И когда тварь заговорила, он почувствовал, что на его лицо снова возвращается та самая кривая усмешка. И постарался не придавать этому большого значения.
Дозор Дикона был последним за ночь, и, как последний дежурный, подобно Палну предыдущей ночью, он мог спать до восьми склянок. Торрин стоял на верху средней каюты, позади Сапарина, что снова держал штурвал. Боцман наблюдал, как споро моряки исполняют свои обязанности, и отметил, что они пытаются избегать его взгляда. Много ли минуло дней с той поры, когда команда могла предложить боцману лишь презрение? Но тут он мог согласиться, он и был презренен. Теперь же он изменился, и это они, эти людишки, изменили его. Случайно, из презрения и в поисках виновного в собственной нерадивости, они отдали его на съедение живьем. Боцман рассмотрел каждого по отдельности. Все они были замешаны. Мелис и Дикон открыли крышку, пока остальные тащили его к люку. Торрин понаблюдал за матросами еще немного, прежде чем спуститься внутрь судна.
Дикон храпел со звуком тупой пилы, скребущей по бревну. Торрин открыл дверь в каюту матросов и пристально взглянул на фигуру в гамаке. Затем привязал принесенную им веревку к одному концу гамака и осторожно намотал ее вокруг матроса, пока не поднялся до шеи Дикона. Каждый раз, затягивая петлю, он боялся, что Дикон вот-вот проснется, но на этот случай боцман прихватил с собой кофель-нагель. Дикон проснулся только в момент, когда Торрин заткнул ему рот кровавой ветошью, поднятой им с пола в трюме. Матрос задергался, пытаясь сопротивляться, глаза его наполнились ужасом, когда Торрин завязал ему рот, чтобы кляп не выпал, но единственное, чего Дикон добился, так это извращенного сходства с огромным червяком.
— Ты человек верующий, Дикон, и все же взялся за крышку люка. Скажу-ка я существу, чтобы начало есть тебя с ног, — сказал Торрин и отрезал стропы гамака.
Веревки танапод нашел весьма раздражающей помехой, помешавшей ему быстро проглотить Дикона (который, разумеется, был лишен возможности вопить).
Снова стоя позади Сапарина, Торрин задавался вопросом, как долго еще команда не заметит, что Дикон пропал, и что же матросы будут делать, как только поймут это. У него был капитанский револьвер, полностью заряженный на случай любого исхода. Сапарин, Шантри, Мэрил и Палн. Четверо оставшихся из команды матросов, четыре пули в барабане револьвера. Только в полдень Мэрил поднялся на мостик.
— Сэр… Дикона нигде нет, — сказал он, с лицом против его воли лишившимся всякого выражения.
Торрин уставился на него долгим взглядом.
— И что ты предлагаешь мне посему предпринять? — Спросил он.
Мэрил поежился.
— Ну, мне сказали, надо бы Вам сообщить.
— Прекрасно. — Сказал Торрин. — А теперь вернись к работе.
Мэрил помедлил, но затем торопливо отправился исполнять приказ.
Торрин повернулся к Сапарину, суетливо отвернувшемся.