Мы с Карлом первые, и когда зазор становится меньше ладони, я выигрываю, потому что Карл промахивается и попадает мне в кроссовку. В принципе, не так уж и больно, но если уж речь о призе за победу, то порезанная кроссовка — это далеко не супер. Лишь позже я понимаю, что лучше было продуть. Олли заявляет, что отказывается играть, и, поскольку это Олли, Карл не настаивает.
Вот тогда-то я и спрашиваю, зачем ему нож. И Карл посвящает нас в свои планы.
— Мой отец живет в Суиндоне, — говорит он. — Я хочу его навестить. Мне надо ему кое-что показать.
— Что показать? — не понимаю я. — Нож?
— Нож — это для его подружки.
— У твоего отца есть подружка?
— Ты что, глухой?
— Но как?
— Жопой об косяк! Он сбежал от нас. Давно. А вчера позвонил маме и сказал, что у него будет ребенок, через месяц, от его подружки из Суиндона, и он хочет нормального развода.
— И какой у тебя план?
— Уделать ее.
— Уделать?
— Она не может просто так забрать его у нас. Я ей покажу.
— Что покажешь?
— Научу кое-чему. Вырежу ее ребенка.
— Ты собираешься вырезать ее ребенка?
— Не будь дебилом! Я просто хочу ее припугнуть. Вот этим мы и займемся. Мы все. Поедем туда и припугнем ее. Пусть знает, что ей не удастся разбить нашу семью.
— Как?
— Я придумаю.
— А нам что делать?
— Вы что, ссыте? Ссыте, да?!
Его глаза буквально прожигают нас насквозь, взгляд мечется от меня к Олли и обратно.
Олли мотает головой первым, я за ним. А что нам еще остается? Никто из нас давно уже не перечит Карлу, и начинать сейчас, когда он страшнее и серьезнее обычного, было бы полным идиотизмом. Выбора у нас нет.
К этому времени ногу начинает жечь, через дырочку для шнурка вылезает кровавый пузырь, поэтому я заявляю, что мне пора. Карл требует разделить добычу. Мол, он возьмет нож, а Олли пусть берет веревку. Он отрезает нужный кусок, работая зазубренной стороной, пока мы с Олли держим веревку внатяг, типа играем в кто кого перетянет, а затем зашвыривает лишнее в кусты.
Мне подозрительно, что Олли досталась веревка, а я ухожу с пустыми руками. Это значит, что мне он доверяет меньше всех.
— А как же я?
— А что ты?
— За что отвечаю я?
На секунду он задумывается.
— За ленту.
— Какую ленту?
— Как в кино. Которой заклеивают рот. Чтоб жертва не орала.
— Типа той, что коробки заклеивают?
— Ага. У вас дома есть такая?
— Наверное.
— Ну вот и тащи.
— Куда?
— На дело.
— Когда?
— Не знаю. На следующей неделе.
Тут Карл замечает, что Олли свернул веревку кольцом и повесил себе на плечо.
— В рюкзак, придурок! Спрячь! — набрасывается на него Карл и сильно пихает в грудь.
— Сам знаю! — обижается Олли, хотя понятно, что не знает.
По дороге домой мы почти не разговариваем. Когда у тебя есть тайна, говорить о чем-то другом очень трудно. Никто из них не замечает, что я хромаю.
И пока мы тащимся по улице, я пытаюсь сообразить, действительно ли Карл так серьезно настроен. Ведь это может получиться не хуже поездки в Уэмбли, если даже не лучше. Это намного дальше и, наверное, очень весело: ехать вместе, втроем, на выполнение важной задачи. Но мне ясно, что так не будет. Достаточно взглянуть на странное поведение Карла и нашу необычную экипировку. Весельем тут даже не пахнет.
Я не хочу никуда ехать. Не хочу быть его другом. Я хочу рассказать маме, что у Карла есть нож и что он намерен им воспользоваться.
Хочу, но не могу. Тогда он меня точно убьет.
Ванная
Я забыл запереть дверь в ванную. Обычно я не настолько глуп. Должно быть, все из-за боли в раненой ноге. Донни входит, как раз когда я пытаюсь наклеить пластырь. Я еще даже не начал смывать кровь с кроссовки и носка, так что улики налицо.
У Донни самое настоящее шестое чувство: как только мне хочется побыть одному, он тут как тут.
— Чем это ты занимаешься? — интересуется он.
— Ерунда, ногу поранил.
— Как?
Я пожимаю плечами:
— Просто поранил.
— Так чем ты занимался?
— Ничем.
— Значит, ты ничем не занимался и твоя нога просто сама взяла и дала течь?
— ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!
Это уже во весь голос. Я и не знал, что могу так орать.
Донни с удивлением смотрит на меня как на спятившего.
— С тобой все в порядке?
— ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!
Хоть я и ору как резаный, но в душе надеюсь, что он этого не сделает.