Последний день он провел в своей комнате, по-прежнему разрываясь между да и нет. В конце концов, даже если он опоздает на самолет, это не будет иметь никакого значения. Он достаточно свободен, чтобы в любой день отправиться в путешествие. Он уезжает потому, что ему этого хочется. "Мне этого хочется, " —повторял он себе, но он так нервничал, что остановил часы на камине. Он больше не мог выносить их тиканья. Где-то в середине дня он бросился на кровать, зарылся головой в подушку и больше не двигался. Последние часы проходили в каком-то беспамятстве, это были часы, которые отделяли его прошлое от будущего. Внезапно он осознал, что момент настал, и вполголоса произнес: "Сейчас. "
Вобер ожидал его в столовой. У него было серое лицо человека, который очень долго болел.
— Ты не хочешь, чтобы я поехал с тобой в Орли? — сказал он.
— Нет… Только Клементина, потому что я ей обещал.
— Держи нас в курсе твоих дел.
— Конечно.
Как поток холодной воды, их разделила тишина. Они уже были по разные стороны. Реми быстро проглотил свой кофе.
— А где Раймонда? — спросил он. — Она сейчас придет.
Она в самом деле пришла. У нее были красные глаза. Реми протянул ей руку.
— До свидания, — сказал он… — Я вас благодарю за все.
Она склонила голову. Она не могла говорить. Адриен отнес вниз багаж, сложил его в машину.
— Реми… — пробормотал Вобер. — Мне бы не хотелось, чтобы ты увез отсюда плохие воспоминания.
— Да нет, папа… Я был очень счастлив.
— Жизнь — непростая штука, — вздохнул Вобер.
Они замолчали. Потом Вобер взглянул на часы.
— Ну, пора… Клементина ожидает тебя в машине. Удачи, Реми.
Отец и сын поцеловались. Раймонда комкала свой платок.
— Ты долетишь без проблем, — добавил он. — По прогнозу сегодня хорошая погода.
Они вместе пересекли вестибюль, вдоль оранжереи дошли до машины. Вобер открыл дверцу, Реми проскользнул внутрь и уселся рядом с Клементиной. У него было такое чувство, что он грезит; ему казалось, будто он движется в облаке. Лимузин вырулил на улицу, и дом остался позади… а вместе с ним и темное окно его комнаты, где он столько лет вел растительное существование. Реми отыскал руку Клементины.
— Ну, ну, малыш, — шептала она.
Но он никак не мог собраться, совладеть со своими чувствами. Это была не его вина. Он слишком долго был один, искусственно отделенный от остального мира… Америка… Нет, его пугала не Америка. Скорее самолет… Он не знал, как он устроен внутри, как нужно себя вести, куда садиться. Раздеваются ли там перед тем, как спать? Другие пассажиры, привыкшие летать в самолетах, наверняка заметят его беспомощность. И, может быть, ему при взлете станет дурно. "Я хотел бы умереть, — подумал он. — Прямо сейчас. Сию же секунду. " Но, испугавшись, что его желание сбудется, он сразу же постарался подумать о чем-то другом. Он дико, безрассудно, как животное, цеплялся за жизнь. Все это было ужасно сложно. Однако, понемногу рука Клементины вернула ему мужество и спокойствие.
— Уверяю тебя, ты приедешь, — пообещал он.
— Ну да.
Машина остановилась перед аэровокзалом, и тоска, как мокрое белье, снова навалилась на Реми.
— Я пойду с чемоданами вперед, — сказал Адриен.
— Хорошо, я вас догоню.
Клементина дала ему руку. Они медленно двинулись вперед, пересекли огромный, слишком ярко освещенный зал. За высокими оконными проемами на бетонных площадках можно было увидеть громадные блестящие самолеты. По обе стороны взлетной полосы в ночную темноту уходили мигающие посадочные огни. Шум мешал им говорить, к тому же им больше нечего было друг другу сказать. Громкоговорители исторгали объявления, которые эхом прокатывались по залу. Они прошли через дверь и последовали за группой пассажиров. Вот они уже у стоящего на своих сдвоенных колесах самолета. К ним подошел Адриен.
— Ну что ж, хозяин, желаю вам счастливого пути.
— Спасибо.
— Мой маленький… — пролепетала Клементина.
Реми склонился к ней. В его руках она была легче, чем маленькая девочка; ее морщины были сплошь в слезах.
— Это не будет долго, сама знаешь, — сказал Реми.
Ему было так тоскливо, что у него перехватило горло. «Умереть… Не участвовать в этой абсурдной истории!»
— На посадку, — прокричал стюард.
Народ столпился вокруг лестницы. Сверкнули фотовспышки. Реми в последний раз сжал руку Клементины.
— Я тебе пошлю из Нью-Йорка телеграмму.
Она попыталась что-то сказать, но он ее не услышал. Его подхватила толпа, и он поднялся по трапу за какой-то молодой женщиной, которая прижимала к себе футляр виолончели и роскошный букет цветов. Толпа взорвалась приветственными возгласами. Его толкнули в самолет, довели до кресла. Крутились моторы; всюду царило возбуждение. Он был ошеломлен, растерян и одновременно опьянен какой-то жуткой радостью. На взлетной полосе давился народ. Люди внизу бесшумно вопили, как в немом фильме. Самолет вздрогнул, и пейзаж за иллюминаторами медленно поплыл. Реми еще раз попытался увидеть начало взлетной полосы. Люди уменьшались, превращались в маленькие точки. И очень, очень далеко можно было заметить две крошечные тени; возможно, одной из них была Клементина. Со вздохом Реми повернулся к соседу.
— Почему столько народу? — спросил он.
Тот посмотрел на него с удивлением.
— Это поклонники Сердана и Жинетт Неве, — ответил он.
Самолет взлетел. Скоро за облаками скрылись его огни. [ 1]
1
Напомним, что самолет, на борту которого находились чемпион по боксу Марсель Сердан и виолончелистка Жинетт Неве, исчез в просторах Атлантики в районе Азорских островов.