- Вот это да... великолепно! - говорит дядя. - У тебя все прошло? Не насилуешь себя? Ну-ка, посмотрим, как ты пройдешь до окна.
Он хмурит брови так, словно, старается разгадать, как Реми проделывает этот трюк. Он вытирает платком лысину и строго смотрит на брата.
- Как это ему удалось?
- Пассы... Руками... вдоль ног.
- И ему не делали облучения?
- Нет. Через пять минут он ему просто сказал: "Вы можете ходить. "
- Ладно, - говорит дядя. - Но... как долго это будет действовать?
- Он гарантирует.
- О, гарантирует! Он гарантирует! В конце концов, черт с тобой. Если ты доверяешь таким людям... Какие лекарства он ему прописал?
- Никаких. Только упражнения. Свежий воздух. Я собираюсь его отправить в Мен-Ален. Он мог бы там гулять по парку.
- А ты не боишься, что...
Дядя внезапно останавливается, потом очень быстро, с принужденной веселостью продолжает:
- А впрочем... отличная идея! Может быть, и я схожу к твоему знахарю проконсультироваться по поводу моей астмы.
Он смеется и подмигивает брату.
- К несчастью я сделан из вещества, над которым трудно творить чудеса. У меня нет веры... Он дорого тебе обошелся?
- Он ничего не взял. Заявляет, что у него нет права извлекать выгоду из своего дара.
- Да этот тип просто сумасшедший! - говорит дядя.
И осененный внезапной идеей, он, понизив голос, прибавляет:
- А ты не думал о том, чтобы рассказать ему о?.. А? Кто знает?
- Я тебя прошу, Робер.
- Хорошо. Я не настаиваю... Ладно, дети мои, я вами доволен. Слушай, Этьенн, это надо спрыснуть!
Не ожидая остальных, он проходит в столовую. Слышится звон стаканов. Реми приближается к отцу. Тот весь как-то зажат и отстранен от всего, что его окружало. Теперь Реми с ним одного роста. У него появляется абсурдное желание взять его за руку, пожать ее, как мужчина мужчине, чтобы устранить это невидимое
препятствие, которое отделяло их друг от друга сильнее, чем стена.
- Папа.
- Что?
И все на этом закончилось. У Реми больше нет смелости. Он снова чувствует, как все у него внутри затвердело. Он оборачивается и видит дядю, который направляется к ним с подносом в руках.
- Чертов Реми, слушай, раз ты стал мужчиной, открывай бутылку. Твой знахарь, надеюсь, не запретил тебе аперитивы. Ну, за удачу... Желаю тебе выбраться из этой передряги, мой бедный Этьенн.
Это решено? - бормочет Вобер. - Ты нас покидаешь?
- Я вас не покидаю. Я просто беру на себя это дело в Калифорнии. И все... Повторяю, ты вот-вот пойдешь ко дну. У меня есть рапорт Бореля. Ты ведь не можешь отрицать цифры...
Он хлопет по своему портфелю. Реми отходит к окну и смотрит во двор. Адриен с закатанными рукавами ходит вокруг машины. Показывая пальцем на руль, Раймонда ему что-то объясняет. Они смеются. Реми прислушивается, но дядин голос заглушает все остальное.
Глава 2
Шарлатан! Скорее нечто вроде мелкого чиновника. Неряшливый, крошки табака на жилете. Из одного кармана в другой - толста цепь из какого-то светлого металла. Вульгарное лицо со следом ожога на левой щеке, как будто когда-то ее гладили и забыли на ней утюг. Близорукие глаза, которые увлажнялись и немного косили, когда он протирал свое пенсне о край рукава. Квадратные, тяжелые руки. Он их часто скрещивал у себя на животе, словно для того, чтобы его поддержать. И однако, у большинства людей, которые с ним сталкивались, возникало желание выложить ему начистоту все, что накопилось внутри, беспорядочно меша дурное с хорошим, потому что, похоже, жизнь и его здорово потрепала. Среди вещей, которые валялись в его кабинете, можно было встретить и толстенные талмуды, и старую пишущую машинку, и распятие, которое, судя по всему, просто выстругали ножом, и трубки, валявшиеся в разных углах комнаты, и наконец, какую-то целлулоидную куклу, сидящую на стопке регистрационных карточек. Он слушал Реми, балансируя на ножках стула, и Реми, не переставая говорить, все спрашивал себя, был ли он
достаточно интеллигентен, и стоит ли его называть доктором или просто мсье.
- Как давно вы стали сиротой?
Реми подпрыгнул от неожиданности.
- А разве отец вам не объяснил?
- Все же, расскажите.
- Да достаточно давно... Моя мать умерла в мае 1937. Начиная с этого момента я...
- Позвольте, позвольте! Вам, выходит, сразу не сообщили, что ваша мать умерла.
- Нет. Учитывая то состояние, в котором я находился, они предпочли подождать. Сначала мне объяснили, что она уехала путешествовать.
- Иначе говоря... ваша болезнь предшествовала тому моменту, когда вам сообщили это фатальное известие. Вы были "уже" ею поражены, прежде чем его узнали, и допуская, что горечь утраты и эмоциональное волнение еще усугубило ваше состояние, остается предположить, что, вероятней всего, смерть вашей матери не имеет никакого отношения к нервному припадку, который вас сразил.
- Не знаю. Мне только известно, что это было приблизительно в одно время... Но ведь мой отец должен был вам все рассказать...
- Он мне объяснил, что вас нашли в глубоком обмороке в парке вашего имения в Мен-Алене. И вы ничего не запомнили из того, что предшествовало вашему падению.
- В самом деле. Я часто пытался вспомнить... Я, должно быть, играл; я бежал и на что-то наткнулся.
- Однако, похоже, на вашем теле не было следов удара; вы вовсе не ударились... Неужели в вашей памяти не осталось пусть даже очень слабого образа, предшествующего обмороку?
Реми жестом показал, что он ничего не помнит.
- Все это было так давно... Знаю только, что на протяжении нескольких недель я лежал весь скрюченный, как...
- Как зародыш в чреве матери?
- Да, возможно.
- А перед этим у вас были проблемы с памятью?
- Трудно сказать... Я был совсем маленьким.
- Вы умели читать и считать?
- Да, немного.
- А как это выглядит сейчас, если поточнее?
- Я все забываю. Например, моя учительница, мадемуазель Луан, мне что-то сегодня объясняет, а завтра я уже не умею это делать. Я часто забываю то, что она мне объясняет накануне.
- А что вы легче всего забываете?
- Математику.
- У вашего отца техническое образование?
- Он закончил Высшую политехническую школу. Он внушил себе, что я должен быть таким же хорошим математиком, как и он. Он хочет, чтобы я походил на него во всем.
- Отдохните немного, мсье Вобер.
Знахарь встал, прошел за спину Реми, положил ему руку на голову. Они слышали, как в соседней комнате шумно играют дети. Что-то катилось по полу. Наверное, механическая лошадка. Рука начала плавно двигаться по голове Реми. - Расслабьтесь... Вот так... Не волнуйтесь. Теперь вы похожи на ваших ровесников. Вам восемнадцать лет, не так ли?
- Да.
- Разве вы не могли бы немного попутешествовать? Чем занимается мсье Вобер?
- Мой отец занимается импортом цитрусовых. Он владеет большой компанией в Алжире.
- Отлично! Попросите его, пусть он вас туда отошлет на два-три месяца... Что? Вы боитесь отказа?.. Он так строг?
Реми чувствовал, что начинает краснеть.
- Не в этом дело, - прошептал он. - Я не смогу ничего сделать в одиночку... За меня всегда все делали другие...
Человек, стоящий позади него, начал смеяться низким утробным смехом, который почему-то приятно было слышать. Его рука опустилась на плечо Реми.
- Вы боитесь, что у вас не хватит энергии? - сказал он. - Ничего не бойтесь. Просто постарайтесь сильно это захотеть... изо всех сил. Говорите себе: я это могу! Я это могу! Поверьте мне: сила воли способна на все. К тому же, я вам буду помогать. Я буду думать о вас.
- Но... Когда я буду далеко?..
- Расстояние не имеет значения. Для духа не существует расстояний.
Странно было слышать такие слова в устах человека, от которого пахло табаком и грязным бельем, и у которого руки и пальцы, как у простолюдина, вульгарно заросли рыжим пушком. Он снова уселся за стол, поиграл некоторое время распятием, которое ему, в конце концов, удалось установить в равновесии вдоль каретки печатающей машинки.