Машка панически боялась собак с детства. После того случая, когда ее, трехлетку, цапнула овчарка. Еще до переезда из Сибири. С тех пор, даже когда собака была на поводке и в наморднике, она обходила ее за пять метров, прячась за чью-нибудь спину. Она до икоты боялась всех без исключения собак, даже комнатных пупсов, и никогда не пошла бы в гости к человеку, у которого дома жил этот четвероногий. Олег мог только приблизительно представить, что сейчас испытывает его дочь.
Да он и сам не любил собак. Даже больше — ненавидел.
Олег тихонько засвистел, судорожно шаря по карманам в поисках какой-нибудь подачки. Собаки выступили вперед, и он мог их разглядеть. Его свист оборвался. Он не верил своим глазам.
Их было четверо, этих дворовых псов — тощие, здоровые, вечно голодные твари, со свисающими из слюнявых пастей языками. Они походили друг на друга, при одном взгляде на них можно было понять, что они всегда вместе, в одной стае, но у каждого был какой-то свой отличительный признак.
Самым большим был чернявый ротвейлер с порванным ухом и жуткой мордой бездумного убийцы. Широкая грудная клетка выпирала вперед, передние и задние лапы с длинными когтями готовы были в любой момент отправить его в прыжок. Справа от Ротвейлера пристроился доберман — его продолговатую бурую грудь расчертила вертикальная светлая полоса; заостренные уши стояли торчком, узкая морда вытягивалась по ветру. Неподалеку от него сидел на удивление упитанный бульдог, почти вся его шкура была светлой, только пара пятен пачкала приплюснутую морду угольно-черным. А ближе всех к Олегу оказался рыжий маленький не то сеттер, не то ретривер.
Все они смотрели на Олега своими горящими глазами, в которых читалось предвкушение перед отличной охотой. В глазах этих тварей горело что-то демоническое, они как бы выказывали всем своим видом презрение к двуногому существу под названием человек.
Говорят, собаки чувствуют страх. А эти твари, похоже, им питались.
Олег снова засвистел. Не получилось — звук сорвался, превратился в жалкое сипение.
— Хорошие собачки, — сказал он.
Сеттер, он же ретривер, или Рыжий, оскалил пасть еще больше. Бульдог зарычал. Какие же это дворняги, подумалось ему. Дворовые псины все на одну морду, а эти прямо как с выставки.
— Хорошие песики, — приговаривал Олег, пытаясь сменить позу. Четыре пары глаз внимательно следили за его движениями.
— Маша! Ты там?
Из гаража раздался тихий, подвывающий плач.
Олег схватил с земли камешек и швырнул его в сторону кустов. Твари даже ухом не повели. Буравили его своими проклятыми глазами. Утробное рычание слилось в низкий, неприятный звук. Шерсть у них на загривках стояла дыбом, брылья трепетали, обнажая желтоватые клыки.
— Вот суки, — процедил Олег, когда они начали движение ему навстречу.
Псы действовали слаженно. Ротвейлер и доберман стали обходить человека с флангов. Ухмылка Рыжего ширилась, язык вывалился дохлой красноватой змеей. «Да он смеется надо мной», — подумал Олег. Бульдог повернул квадратную башку на бок.
— Дочь! — позвал Олег. — Как сможешь, сразу беги! Я их отвлеку!
Рыжий перестал скалиться и угрожающе залаял. Подал глухой голос Ротвейлер. А Доберман молча бросился в атаку. Олег знал, что именно он был самым опасным в стае — доберманы никогда не распыляются на гавканье, они просто выполняют свою функцию. И Олег попятился назад. Там, неподалеку от дома культуры, горело еще несколько куцых фонарей, и он очень надеялся, что успеет до них добраться. Лай превратился в атакующий клич. Свора бросилась в погоню.
Олег схватил кусок ржавой арматуры, который заприметил еще на пути сюда. Отскочил в сторону. Ротвейлера ожидаемо унесло дальше, Доберман умело вошел в разворот, Рыжий затормозил всем корпусом.
Арматура была слишком короткой. Пока Рыжий и Доберман окружали его с двух сторон, Доберман прыгнул. Олег выставил левую руку — пес вцепился в предплечье и рванул на себя. Руку пронзила боль, что-то горячее намочило рукав, и в глазах Добермана промелькнуло торжество. Пока Рыжий захлебывался лаем, Ротвейлер пошел в атаку, потянувшись к шее Олега. Мужчина перехватил железку поудобнее и, превозмогая боль, вложил в удар все силы. Арматура с громким лязгом обрушилась на череп псины — но отскочила как от стенки. Ротвейлер вцепился в плечо, вонзив клыки глубоко в плоть. Бульдог с ворчанием жевал пятку.
Доберман продолжал терзать его руку. Олег чувствовал, как его клыки скользят по кости, пробуя ту на прочность. Черная в тусклом свете фонарей кровь лилась ручьем. Олег пнул Добермана под дых, прямо по ребрам. Хватка ослабла, и тогда он схватил тварь за загривок. Чьи-то челюсти вцепились в его ляжку, клочья джинсов болтались на левой голени, но основным противником оставался по-прежнему Доберман, никак не желавший отпускать искалеченную руку. Пес был упрям, он грыз руку Олега, как долгожданную косточку, брошенную со стола. Мужчина продолжал пинать тварь, пытаясь свободной рукой разжать его челюсть, пока две шавки рвали в клочья одежду, кусали за мягкие ткани…