В большинстве своем добровольцы — те, кто был в состоянии хоть что-то говорить — стали панически бояться посторонних, страдали бессонницей, расстройствами памяти, нарушениями речи. Максим выписал три самых странных случая из скрупулезно описанных доктором симптомов.
Первый доброволец продержался восемь дней. За все время пребывания в комнате вел он себя тихо, лишь изредка наблюдатели фиксировали стоны, бормотание и крики. Апогей наступил к утру восьмого дня, когда испытуемый заголосил о помощи. После выхода из комнаты выяснилось, что в ту последнюю ночь он впал сначала в кататонию, выдавил себе глаза, а затем наступил болевой шок. После освобождения давал обрывочные, бессвязные описания того, что же его так сильно испугало. По словам этого человека, самым страшным было то, что оно все время на него смотрело. Что именно, пояснить так и не смог.
Что касалось второго добровольца, его поведение отличалось большей активностью. Он выдержал почти две недели, тринадцать дней, после чего впал в продолжительную истерию, сам себе нанес множество травм и истощил нервную систему до предела. После освобождения давал многословные, но противоречивые описания того, что его испугало. Максим вчитывался в листы показаний пациента, исписанные убористым почерком, но из всего нагромождения слов и бесконечных повторений смог только понять, что больше всего испытуемого приводило в ужас постоянное присутствие некого существа, которое старалось подобраться к нему ближе и однажды почти достало его, когда он спал.
Но самым интересным оказался опыт третьего добровольца. Этот человек продержался дольше всех, почти месяц, хотя к концу срока практически полностью утратил рассудок. Вебер бережно сохранил все записи бесед с этим человеком, а результаты включил в его историю болезни. Опыт пребывания в комнате у добровольца сопровождался красочными описаниями целого выводка чудовищ, которые оказались заперты вместе с ним и сводили с ума на протяжении всего срока пребывания там. В самом конце у испытуемого стали наблюдаться симптомы полного уничтожения личности, он настойчиво повторял, что является пустотой. И когда доктор задал прямой вопрос, что испугало его, последовал ответ: «Ничего».
Максим решил провести собственное расследование, чтобы потом написать о нем развернутую статью. Но его усилия не увенчались успехом — тайна комнаты Вебера тщательно охранялась его приближенными, которые наотрез отказывались давать хоть какие-то пояснения по этому поводу. Навестив бывших испытуемых в стационаре, Климов убедился, что имеет дело с человеческими развалинами: от состояния пускающих слюни овощей с нелепо выпученными глазами, пожирающими пустоту, до припадочного бешенства и распада личности. В первом случае он не мог услышать либо вообще ничего, либо зацикленные фразы. Во втором на него выливались потоки бессвязного бреда, который мог быть с одинаковым успехом истиной и ложью, продуктом воспаленного воображения, фрагментами снов или воспоминаний.
Так, один из бывших добровольцев заявлял, что попал в чистилище, и души грешников плясали вокруг него в дьявольском танце. А другой утверждал, что совершил путешествие во времени, и мог наблюдать инкарнации своих прошлых жизней.
В конце концов, Максим уже хотел оставить затею как бесполезную, но тут пришло известие о скоропостижной смерти самого доктора Вебера. В кратком некрологе говорилось, что умер ученый от сердечного приступа, вызванного длительной асфиксией. Хоронили в закрытом гробу. В своем завещании Вебер кратко, но емко расписал все неоконченные дела, которые предстояло завершить его соратникам и семье. Что касалось эксперимента с комнатой, Вебер признал его преждевременным, крайне опасным и заявил, что комната будет уничтожена, а ее секрет он унесет вместе с собой в могилу.
Климов чувствовал себя обманутым, словно его водили за нос заманчивыми обещаниями, а затем жестоко поставили перед фактом — награды не будет. В поисках решения загадки комнаты он перелопачивал старые научные работы покойного, описания его прежних экспериментов, которые тоже, кстати говоря, отличались оригинальностью. Например, в ходе опыта испытуемому предлагалось прожить один день в состоянии полной глухоты, слепоты и покоя в капсуле, напоминающей саркофаг древнего фараона. Но касательно комнаты нигде никаких упоминаний найти не удалось. Не могли вспомнить ничего такого и коллеги Вебера, его однокашники, студенты, оппоненты и рецензенты. На официальном уровне отчетов ее как бы не существовало. Максим кружил на месте как гончая, потерявшая след.