Он бросился наутек.
Не оглядываясь.
Из фельдшерской вышел санитар. Андрей не тормозя, выпалил:
— Беги!
Санитар, конечно же, ни черта не понял. Спустя две или три секунды позади раздался истерический визг. Затем звуки ударов. Сразу после — вопль боли. Звук, с каким газировку тянут из стакана трубочкой. Снова удары, очень много и дробно, шипение и что-то похожее на кудахтанье. Андрей взлетел по спасительной лестнице наверх. Перепрыгивал через три ступеньки. Звуки слегка отдалились, но он даже не сомневался, что тварям не составит труда нагнать его. Раздались новые крики, удары и грохот. Шум нарастал. Очутившись на втором этаже, Андрей побежал к соединительному коридору.
Затормозил, скользя по инерции.
Выбрались! Путь к спасению был отрезан. Коридор впереди заполнили пациенты. «Овощи» стояли плотно, бок о бок. Бельма глаз немигающе изучали его. Распахнутые рты сочились слизью.
Они бросились к нему, расталкивая друг друга. Один упал, но напиравшие сзади быстро преодолели эту преграду. У Андрея подогнулись колени. Накатила вторая волна ужаса, совсем как в палате. Желудок свернулся в комок. Сзади, с лестничной клетки послышалось кудахтанье. Андрей соображал ровно секунду. Потом бросился обратно к лестнице — на третий этаж. Краем глаза увидел внизу белесые извивающиеся щупальца на перилах.
Выбежав на третий этаж, он чуть не сшиб медсестру.
— Уходите отсюда скорее!
Женщина заголосила и побежала вниз.
— Куда! — Андрей хотел остановить ее, но схватил пустоту. Потом огляделся. И вспомнил, что третий этаж занимали вспомогательные помещения. А еще — кабинет директора. Он прислушался. Где-то внизу раздавались вопли, звуки борьбы, влажных шлепков и это сводящее с ума кудахтанье.
Андрей побежал к кабинету руководителя. В холле перед приемной мерцал мягкий желтоватый свет. Взгляду его открылась странная картина.
На полу лежали женщины — медсестры. Все с закрытыми глазами, без признаков жизни и обнаженные по пояс. Их тела были выложены в форме звезды, в центре которой кто-то поместил тумбу с тазом, наполненным розовой жидкостью. Головы медсестер смотрели в центр, а между ног и тел кто-то желтым мелом расчертил линии и странные знаки. На грудях и лбах тоже блестело что-то нарисованное, но красным. Повсюду горели свечи.
Андрей заметил боковым зрением движение и успел увернуться. Что-то просвистело у самого уха. Раздался возглас разочарования. Андрей оглянулся. Нападавшим оказался сам Василий Дмитриевич. Выглядел директор необычно: тоже обнаженный, обляпанный кровью, с дикими, выкаченными из орбит глазами. В руках у него плясал костыль. Директор снова замахнулся. На этот раз Андрея охватила ярость. Перехватив костыль, он повалил директора на землю и угостил парочкой зуботычин. Лишившись оружия, Панкратов пополз к центру своего сооружения.
— Что здесь творится? — рявкнул Андрей.
Директор не ответил. На губах его заиграла безумная улыбочка. Вынув из кармана шприц, он быстро набрал из таза жидкость.
Андрею это совсем не понравилось. Перехватив костыль, он сказал:
— Эй! Ну-ка бросьте эту гадость!
Директор и не подумал. Вместо этого всадил шприц в грудь одной из медсестер. «Амброзия» ушла внутрь.
— Ша’мх ск’атлай’ссс’рем’скаааш! — прошипел Панкратов и сделал какой-то жест.
— Твою мать! Гребаный сатанист!
— Скаашс’Ка! — провозгласил Панкратов, сверкнув глазами.
Андрей не стал ждать развития событий и метнул костыль в директора. Деревяшка задела его по лицу и упала на бездыханное женское тело, свалив пару свечей. Удар как будто не произвел на Панкратова должное впечатление: он снова потянулся к тазу.
— Где мои вещи? — Андрей шагнул к директору, но тут что-то вцепилось в его ногу.
Это была медсестра. Изо рта у нее рвался лиловый, с присосками язык, который жадно потянулся к оголенному участку кожи на ноге Андрея. Парень рванулся. Хватка была мертвой.
Тем временем хихикающий, бормочущий на своем тарабарском языке Панкратов вкачивал «Амброзию» во вторую женщину. Андрей видел, как шея первой вспухает, словно распираемая изнутри огромным давлением, как из сосков на ее груди патокой сочится густая черная жидкость, а пупок расцветает хищным колючим цветком. И тогда Андрей решился на самый отчаянный поступок в своей жизни.
Он ударил каблуком свободной ноги по шее женщины. Плоть поддалась легко. Кожа лопнула, как кожура перезрелого фрукта, выплескивая наружу кровь и что-то белесое, копошащееся, словно выводок червей трупоедов. Обувь ушла в эту жижу по пятку. Хватка твари ослабла. Терять нельзя было ни секунды, и Андрей вырвался из цепких объятий.