— У тебя будет тачка?
— В воскресенье — да. Возьму сестренкину. Но сегодня вечером загвоздка. Двухместное купе слишком мало. И ничего другого под рукой. Зато «пежо-504» твоего отца свободна.
Люсьен вытаращил глаза.
— «Пежо»? Да ты что, спятил?
— Почему спятил? Та или другая тачка, какая разница?
— А кадуцей, эмблема врача?
— Мы ее отклеим. Отклеить, а потом приклеить — пара пустяков! Темно, ночь. Пятнадцать километров туда, пятнадцать обратно… Чего ты боишься?
— Если мой отец узнает… Достаточно, если нас остановит пост дорожной полиции. Ни документов, ни водительского удостоверения.
— Не бойся. На этой дороге нет никаких постов. И даже если бы был. С любой другой тачкой задержали бы.
Довод опровергнуть трудно. Однако Люсьен чувствовал неловкость при одной только мысли, что в машине отца… Словно доктор становился соучастником. Было тут что-то такое — он не мог точно сформулировать, — что усугубляло дело. Эрве угадал суть его замешательства.
— Да ничего тут опасного нет, — сказал он. — Это ведь шутка, и все тут. Не будем же мы городить бог знает что. Возьми ключи от дома. Будешь открывать двери, ты и провизию понесешь. Повторяю: все будет о’кей. В шесть вечера моя сестра в конторе, рассчитывается с мастером. Зять застрянет в бильярдной, в кафе у стадиона. Рабочие отправятся по домам. Останется Кристоф у бензоколонки. Но он не помеха. Такого случая никогда не представится… Ну! Пойдем, сыграем партию в пинг-понг. Я тебе отдаю пять очков.
Они спустились вниз, прыгая через лужи, пересекли двор, заставленный остовами машин, и встали под навес, освещаемый грязным фонарем. Эрве поставил там стол для пинг-понга. Они начали играть и вскоре забыли о телке.
«Пежо-504» остановилась у края тротуара. Люсьен за рулем, Эрве — рядом. В ожидании события молчали. Эрве достал капюшоны из мешка, разложил их.
— Положи себе на колени.
Фасад дома, где жила телка, походил на шахматную доску — один окна были освещены, другие темные. Внизу, на автостоянке, слабо поблескивали крыши машин. Эрве поднес к глазам часы со светящимся циферблатом.
— Шесть двадцать, — прошептал он.
— Мне надо вернуться домой в семь тридцать, — бросил Люсьен охрипшим голосом, его душило волнение.
Как раз в этот момент мимо проехала знакомая машина.
— Она! Давай! — крикнул Эрве.
Переключая сцепление, Люсьен едва не нажал тормоз. Голова кружилась, и машина проскользнула вперед.
— Поднажми, черт! — зашипел Эрве.
Мигалка впереди означала, что машина шла на поворот. Люсьен подкатил, увидел, как она маневрирует, пытаясь встать на место.
— Стой! Капюшоны! — рявкнул Эрве.
В одну минуту он был готов и помог Люсьену натянуть чулок.
— Гаси подфарники… Подойди тихонько… Дай ей время выйти… Здесь, хорошо.
Внезапно голос осип, звучал как из-под земли.
— Осторожно!.. Встань посередине аллеи… как только я выйду, развернись и открой заднюю дверцу… Быстро!
Люсьен проехал еще несколько метров и остановился буквально рядом с машиной. Эрве выскочил. Согласно инструкции, Люсьен вышел из машины, обошел вокруг. Он различал в темноте какую-то возню, услышал что-то вроде придушенного вопля. Ноги его уже не держали. Итак, свершилось! Вот оно какое, похищение. На ощупь открыл дверцу. Фигура с мешком на голове яростно дергалась в руках какого-то зловещего марсианина. Это было отвратительно и уродливо. Эрве грубо толкнул стонущую девушку в машину, придавил ее своим телом. Люсьен снова закрыл дверцу и сел за руль, но, прежде чем тронуться с места, обернулся и увидел Эрве, который делал ему знак снять капюшон. К счастью, приятель успевал обо всем позаботиться. Он отнял руку.
Пленницу трясло. Без сомнения, она плакала. Тело Люсьена налилось огромной свинцовой тяжестью. Руки дрожали. Он осторожно подал машину назад и выехал на улицу. Вокруг ни души. Маршрут не представлял ни малейших затруднений. В общем и целом справились. Он выехал из Нанта, держась от бульваров подальше. Скорость держал не более 50 километров в час. Вскоре выехал за пределы города. Вдруг послышался голос Эрве:
— Если еще дернешься, пристукну!
Эрве говорил ей «ты». Это было так неожиданно, так неслыханно, так неприлично, что Люсьен растерялся. Ну, разумеется, в похищение надо играть всерьез. Эрве прав. Здесь нет места мадемуазель Шателье, учительнице, которую охраняет сила нормативных правил и предписаний. Здесь всего-навсего маленькая, жалкая, запутанная женщина. «Забавно все-таки, насколько же, в сущности, я напичкан предрассудками! — подумал Люсьен. — Вот если бы мой отец был рабочим у станка!..».