— Спасибо. Обойдусь. Как завтра вечером, все без изменений?
— Без. Сестра и зять отправятся к друзьям, а мать усядется у телека. Слиняю потихоньку. Я тебе звякну, чтоб ты был при деньгах. Ты уверен, что твой отец уедет?
— Уверен. Сейчас мы в состоянии войны. Можешь не сомневаться, он не останется, чтобы мы, как две фаянсовые собачки, сидели, уставившись друг на друга.
— Так до завтра?
— Ладно.
Он повесил трубку. Старая Марта приоткрыла дверь:
— Что там?
— Ничего. Кто-то спросил доктора Пеллегрена. Ошибка.
Праздный, как обычно, но более уверенный в себе, с тех пор как услышал голос приятеля, Люсьен снова поднялся к себе в комнату. Полистал дневник: перевод и сочинение могут еще подождать; комментирование фразы Валери, вычурной, загадочной, как бы издевающейся над целым светом. Через несколько дней он к этому вернется, после того, как Элиана будет свободна. В планах Эрве была одна тревожащая деталь. Предположим, бельевой мешок сгодился в том направлении, но вот как в обратном? Люсьен выбрал пластинку Битлзов, дабы подстегнуть воображение, забрался с ногами в кресло, перекинув их через подлокотник, и попытался пояснее представить себе завтрашнюю сцену. Допустим, Эрве прикажет Элиане сдаться, сунув голову в мешок еще до того, как ей будет позволено выйти из комнаты. Затем ее втолкнут в машину, а позднее выбросят где-нибудь на дороге в Сюсе, стащив с головы мешок. «Ей будет приказано идти не оборачиваясь, — уточнил тогда Эрве. — Гарантирую, она повинуется». А если она откажется повиноваться? Если, несмотря на капюшоны и темноту, она их узнает? Не лучше ли удрать, пока она не снимет мешок? Но это значит оставить в ее руках страшную улику. Разве полиция не обнаружит торговца, продавшего мешок, а оттуда… Еще одна деталь, которую надо отрегулировать: место, где ее высадить. Дорога на Сюсе в воскресенье вечером, может, не очень подходящая. Если дождя не будет, появятся люди, возвращающиеся из загородной прогулки, и тогда риск возрастает. Лучше было бы отъехать подальше, параллельно шоссе на Анже, отпустить ее неподалеку от какого-нибудь известного ему бистро, где останавливаются автобусы. Нельзя же в самом деле наказать несчастную, заставить возвращаться домой пешком. Если у нее нет денег, можно подкинуть. Только надо с этим срочно кончать. Шутка чересчур затянулась.
К моменту второго завтрака доктор выглядел уже чуть приветливее. Разговор о вчерашнем инциденте не возобновлялся.
— Ты занимался?
— Да. Немножко французским.
— А как насчет математики, ты что, забыл?
Больное место. Нет, не забыл, конечно. Более того, ни о чем другом и не думал.
— Да, да, конечно, — сказал он поспешно.
— Это правда, что мадемуазель… как ее?
— Шателье.
— Мадемуазель Шателье пристрастна к тебе? Попробуем обсудить этот вопрос честно.
— Как сказать, мне кажется, она меня не любит. И ребята это чувствуют.
— Что же, она нелюбезна с тобой с самого начала?
— Нет. Не с самого начала. Может, месяца через два началось.
— Любопытно!
Доктор больше не настаивал, вместе с Мартой стал составлять меню на воскресенье, а так как, казалось, он был в хорошем настроении, спросил ее о том, как чувствует себя ее сын, заболевший гриппом.
— Да уже на работу вышел, — ответила та. — В полиции у них мало времени заботиться о здоровье.
Люсьен и забыл, что сын Марты работает в полиции… то ли инспектором… Вдруг он почувствовал себя еще более виноватым, словно обманул доверие старой служанки. Ему никогда не приходило в голову, что у нее семья. Она была как бы неотъемлемой частью дома. Однако у нее была своя собственная жизнь, кстати, у Элианы тоже, даже отец был! Ему никогда в голову не приходили подобные соображения. Существовали и другие. В мире не одни только они с Эрве. Он уже не слушал, о чем говорилось рядом. Что за человек Элиана? Чем занимаются ее родители? Как она проводит воскресенья? Может, она чья-нибудь невеста… Почему бы и нет? Не мешало бы знать. У него есть право знать, если идти до конца в жестком эксперименте. Еще немного, и он стал бы упрекать ее за скрытность.
— Подавайте кофе. Я жду больных.
В самом деле, в вестибюле уже слышались шарканье ног, перешептывания. Люсьен никогда не мог понять, почему отец отказывается от секретарши. Больные находили входную дверь открытой, объявление приглашало их прямо в зал ожидания. Старый дом выглядел довольно невзрачно. Как у сельского врача. По утрам Марта записывала больных на прием, часто коверкая фамилии.
— Моя клиентура — жители предместья. Простые люди, — однажды пояснил доктор.