Он поехал медленнее. Спрыгнул с мотоцикла в сотне метров от хибары. С каждым шагом ноги повиновались все хуже. Он прислонил машину к стене, развязал ремни, стягивавшие саквояж, и наконец решился войти. Оставил дверь кухни распахнутой: предосторожности теперь ни к чему. Со стороны комнаты — полная тишина. Если бы Элиана узнала его голос, она, без сомнения, не двинулась бы с места, чтобы предоставить ему возможность запутаться в идиотских оправданиях, чтобы затем вернее доказать его вину. Небось обезумеет от злости. Он вынул письмо из бумажника, опять прислушался. А если она заболела? Ведь его не было почти трое суток. В прошлый раз у нее была мигрень. В тревоге он приблизился к двери комнаты.
— Мадемуазель!
Повторил громче:
— Мадемуазель!
Смешно называть ее мадемуазель, когда между ними установились такие близкие отношения.
— Элиана!
Наверное, внимательно слушает за дверью.
— Элиана! Это я… Люсьен Шайу… Я вам все объясню… Только сначала прочитайте записку.
Он сунул письмо под дверь, но его никто не схватил, как тогда.
— Пожалуйста… Прочтите!.. Обещаю, я открою затем дверь.
Он еще немного подождал:
— Читайте же! И вы будете свободны.
Он со всей силой стукнул кулаком о створку двери:
— Я возвращаю вам деньги. Поступить лучше не могу. Элиана, будьте великодушны. Прочитайте. Я все вложил в это письмо.
Он пытался различить хотя бы малейший шорох, но слышал лишь дыхание ветра во дворе.
— Вы заболели?
Это, конечно, хитрость. Если бы он открыл, она рванула бы дверь на себя, набросилась бы на него. На этот раз все равно.
— Вы ничего не хотите сказать? Пусть так. Раз вы мне не верите, я докажу, что доверяю вам.
Он взял со стола связку ключей и резко вложил ключ в замочную скважину.
— Вот видите — я открываю и выпускаю вас. Ну? Что же вы ждете? Боитесь меня? А я вам прямо говорю: это я. Люсьен…
Он легко толкнул створку двери, и в комнату по диагонали, через кухонную дверь, ворвался дневной свет. Он отступил на два шага. Ждал, что в приоткрытую дверь сразу увидит ее силуэт. Ничего подобного. Лезвием полоснула мысль: «Боже! Она мертва!».
Он толкнул дверь ногой — она ударилась о стену. Бросился вперед, подскочил к кровати, закружился волчком. Комната была пуста. «Я, видно, брежу!» В маленькой комнатке не было и намека на тайник. Никого в крохотном туалете. Нигде никого. К окну никто не прикасался. Решетка окна, филенки целые. Обезумев от тревоги, Люсьен зажег свечу и начал осмотр сызнова. Куски хлеба, пустые бутылки, открытые консервные банки свалены в углу. Она потрудилась убрать мусор. Одеяла сложены на кровати. Похоже скорее на рассчитанный отъезд, чем на побег. Но каким образом ей удалось выйти отсюда?
Вдруг он понял. Внизу, где занавеска маскировала ведущую в гараж дверь, виднелась кучка мусора, сломанная пилка для ногтей, ножницы, искореженный консервный нож. Он приподнял занавеску и обнаружил болтающийся замок. Благодаря немыслимому терпению Элиане удалось сокрушить гнилое от сырости дерево, вытащить винты, вынуть из паза замок. Он тупо все это разглядывал. Видно, она работала часами и днями напролет… С самого начала решила, что ее жизнь в опасности, и с настойчивостью животного, попавшего в капкан, била в одну точку, имея в распоряжении только те орудия труда, которые удалось добыть и которые служили вместо зубов и когтей.
Люсьену оставалось лишь толкнуть дверь, чтобы пройти в гараж. На подставках стоял катер отца Эрве, рядом лежала пахнувшая дегтем рыбачья лодка. Деревянная перекладина, блокировавшая обе створки двери, была вынута. Элиана вышла здесь. Когда? Его надули. Ему и в голову не приходило, что пилку и ножницы попросили только для того, чтобы улизнуть. Как же он наивен! Он вернулся на кухню, его воротило от отвращения ко всем этим уловкам. Машинально подобрал валявшееся на полу письмо и порвал его в клочки. Все пропало! Теперь арест, притом скорый. Именно арест. Разумеется, заключение под стражу. Прежде чем исчезнуть, Элиана, конечно, внимательно изучила местность, хорошенько все запомнила, чтобы затем указать полиции точное местонахождение лачуги. Зачем себя обманывать? А если и голос своего тюремщика она узнала?!