— Видишь, делаю капюшоны с отверстиями для глаз.
Рывком он поднялся на ноги и развернул чулки телесного цвета.
— Сестренкины чулки. Я выбрал самые плотные.
Он поднес чулки к носу, слегка запрокинул голову, часто моргая, словно вдыхал немыслимой нежности аромат.
— Понюхай-ка. Вот это женщина, моя сестра! Все, что она носит, благоухает. Что надулся, старше? Сегодня канун поста. Имею я право немного пошутить?
Он натянул чулок на голову, приладил дырки как раз на уровне глаз, глянул в зеркало.
— Недурно. Я немножко схалтурил с левым глазом, но ничего, сойдет. Давай, теперь ты.
Люсьен неловко последовал его примеру, подозрительно покосился на себя в зеркало.
— По-моему, нас можно опознать.
— Скажешь тоже. Форму носа еще можно угадать, но не более. И потом, она нас даже не увидит… А! Осторожно. Запомни, разговаривать нельзя, потому что твой голос легко узнать. Вот я — другое дело, я могу говорить басом.
Он пропел первые такты арии Дона Базилио. Это было так уморительно, что оба рухнули на кровать, покатываясь со смеху.
— Небось стоило потрудиться, а? — хохотал Эрве.
Он сдернул маску и помог другу стянуть свою. Мальчики причесались.
— Надо объяснить тебе, где хибара, — продолжал Эрве.
Он вырвал из тетради для сочинений лист и принялся рисовать чертеж.
— Несложно: есть кухня, газовый баллон, он еще, наверное, пригоден. Есть раковина и вода, которая поступает из небольшой цистерны на крыше. Сейчас она даже переполнена. Из кухни проходишь в комнату. Вполне подходящее жилье. Когда отец ездил на рыбалку, он там ночевал. Есть раскладушка, в сундуке одеяла.
— А простыни?
— Еще чего! Это тебе не гостиница. Из комнаты попадаешь прямо в туалет, в общем, называй это, как хочешь. Там места как раз хватает для душа, раковины и унитаза. Отец хотел это расширить. Хотел построить настоящий дом. Вот здесь, во всю длину стены — гараж. Там катер. Вот и все.
— А окна?
— Одно на кухне, одно в комнате. На них не только решетки, они даже досками забиты: отец приколотил, опасаясь воров, когда заболел. Но в тех местах никого не бывает, кроме рыбаков, да и то в хорошую погоду.
— А двери?
— Пять дверей: из кухни одна выходит прямо на дорогу; само собой, дверь в комнату и дверь в туалет. В гараже тоже дверь — открывается изнутри. Надо поднять перекладину. И наконец, между комнатой и гаражом есть еще дверца, скрытая портьерой. В общем, запоминай: один ключ от входной двери и один от комнаты. Все. Запрем девицу в комнате, и можно не волноваться. Удрать ей не удастся.
— А она может открыть дверь, сообщающуюся с гаражом?
— Нет. Она заперта на ключ.
Эрве открыл ящик и вытащил оттуда три ключа.
— Большой — от входной двери, средний — от комнаты, а маленький — между двумя помещениями. Нет проблем.
— А если понадобится ей что-нибудь передать?
— Прикажу ей отойти в самый конец комнаты; дверь приоткроем и в щель бросим то, что надо. А затем таким же образом запрем. Но почему ты думаешь, что она что-то попросит? Еда у нее будет. Можно спать, сколько влезет.
— И все время она будет сидеть в темноте?
— А! Еще бы, конечно! Но я упаковал электрическую лампочку. Во! Обо всем подумал!
Он подскочил к шкафу, откуда вытащил объемистую сумку для провизии.
— Когда возвращался из лицея, отоварился, — добавил он. — Вот бутерброды. Две штуки на ужин — с печеночным паштетом, будьте любезны. Пять на завтрак: ветчина, курица, семга. И три на воскресенье… Колбаса и швейцарский сыр. Никто все-таки не собирается над ней издеваться. Пара бутылок «Эвиана». Добавь электрический фонарик, пачку бумажных салфеток и мыло. Плохо, что ли? Вот бельевой мешок — голову запихнуть. Он просторный, надо только стянуть шнурки. Вставай… Так, я подкрадываюсь сзади, и хоп!
Люсьен отпрянул.
— Там ведь дышать нечем. Не надо ее душить. Осторожно!
— В воскресенье, когда мы ее освободим, — продолжал Эрве, — все произойдет точно таким же образом. Да она сама сунет голову в мешок, радехонька будет, что все кончится, а потом выпустим ее где-нибудь на природе. В темноте. Снимем мешок и прикажем идти, не оборачиваясь. Держу пари, она повинуется. А мы тем временем тихонько смоемся, не включая фар.