- Так мы во дворце? – я начала беспощадно глупить. Дарион кивнул.
- В его подземных просторах. Не очень романтично, но, помнится мне, тебя никогда это не отпугивало.
Я не могла поверить, что передо мной тот самый ироничный колдун, с которым я познакомилась чуть меньше года назад. Легендарный, единственный в своём роде, всемогущий! И как будто не было между нами никогда никакого Грегора Ожвэя. Забылись все случаи, когда Дарион использовал мои чувства в своих целях.
- Ты мой муж, - прошептала я.
- Верно, - мужчина кивнул и задумался. – Теперь я могу называться князем? Или для этого нужно, чтоб брак заключался по всем правилам?
Я рассмеялась.
- Это не шутки, - серьёзность маской заморозила мимику Дариона. – Как будто ты не знала, что я самый гнусный, коварный, корыстный тип?
- Конечно знала. И жду не дождусь, когда ты воспользуешься моей доверчивостью и наивностью, - я продолжала улыбаться. Колдун без лишних жестов приглушил в комнате свет. Лёгкое напряжение зависло между нами. Я уставилась в пол, стыдясь своего страха, который выполз из глубин сознания. В какой-то другой реальности меня опорочили. Это не имеет отношения к происходящему. Но мне всё равно тяжело.
- Итиса, - колдун приподнял мою голову, коснувшись пальцами подбородка, - я твой.
Ни собственник и ни покоритель стоял передо мной, а любящий мужчина. Я не требовала от себя героизма, страх сам сжался до мизерных размеров, позволяя мне делать то, что хочется. А хотелось мне довериться Дариону: полностью, без остатка.
***
Грегор успел возненавидеть песок, палящее солнце и всю расу сворхов. Их преклонение уже порядком ему надоело и наскучило. Мадам Дуглы это чувствовала, но продолжала ходить перед Господином на цыпочках. И навязчиво намекала на то, что пора бы перевоплощаться.
- Хотя бы разок! Неужели ты не соскучился по тем ощущениям? – в очередной раз протрещала женщина. Иномирец едва сдержался, чтоб её не пришибить. Оазис, в котором он находился, кишел этим низкорослым народцем. Они стягивались со всех концов пустынных земель к Господину, ожидая, когда он поведёт их в бой. Но на самом деле негласным генералом не начавшейся войны была мадам Дуглы.
- Все, кто пойдут на штурм дворца, владеют тёмной магией и не раз убивали, - с гордостью объявила сворха Ожвэю. – Общими усилиями мы проведём обряд, который сделает тебя абсолютно неуязвимым. Любой враг, будь то маг или просто воин, причинивший тебе хоть малейший вред, получит в ответ то же самое. А тот, кто попытается убить, погибнет сам.
Будь Грегор более впечатлительным, у него бы мурашки побежали от этих речей. А так он лишь усмехнулся.
- Почему мы тянем с нападением? – разъярённо спросил он немногим позже, когда его достигли отголоски переживаний Итисы. Она была счастлива, где-то далеко она полностью отдалась другому мужчине и телом, и душой. Грегор злился на себя самого. Ему ведь должно быть всё равно! Откуда эта ярость?! Он так старался забыть сон, в котором Итиса была близка и почти реальна. И не думал, что почувствует её «уход» к другому.
- Господин! Остался последний этап. Дайте мне десять дней! Шпионы из лиги наёмников-убийц почти готовы к нападению! Давайте же проведём защитный обряд, чтоб никто, даже самый изощрённый колдун, не смог Вас одолеть!
- Колдун? – переспросил Грегор, в голове его раздался щелчок понимания. Сероволосый недоносок – вот кто стал избранником Итисы. Что ж, скоро княжна овдовеет. А Саландар лишится своего уникального защитника. Ожвэй не собирался вести армию сворхов в бой. У него был свой сговор с предводителем лиги наёмников-убийц. Но на обряд защиты он с готовностью согласился.
Глава 29
Даже в приключенческих романах встречались любовные сцены. Читала я и о брачной ночи. Но то, что происходило между мной и Дарионом, сложно представить на страницах какой-либо книги. Нежность мужчины обволакивала. Его руки скользили по моему телу, губы неустанно касались лица и шеи. В момент максимального сближения я готова была зажмуриться и закричать, но встретилась взглядом с колдуном. Иногда в глазах можно прочесть больше, чем услышать в словах. Я увидела счастье и страсть, любовь и восторг, и всё-таки не смогла больше молчать. Непривычные для собственных ушей стоны удовольствия вырвались на свободу.