Исходя из полученных неутешительных результатов, я развернул полученные алгоритмы вперёд, на перспективу десять-пятнадцать лет. По большинству вариантов выходило, что с моими привычками и исходниками я обречён на провал и страдания. Помимо этого я почувствовал полную неспособность к работе на практически всех доступных мне должностях и увидел, что скоро меня ожидает жизненный коллапс в квадрате, к которому я с энтузиазмом мчусь со скоростью падающего самолёта.
Из прописанного и проживаемого выходило, что тот «Я», который эту «инвентаризацию» только что написал, и все мои мотивы «как» и «зачем» жить ведут к тому, что я либо умру от наркотиков, либо в тюрьме, либо буду убит, либо сгнию от болезней, и только «чудо духовного воскресения и перерождения» способно изменить сложившийся порядок вещей. Более того, с очевидностью получалось, что я уже мог быть убит или умереть несколько раз. В общем, ни продолжительность, ни качество такой жизни меня не устраивали. Изначально будучи о себе неплохого мнения, когда закончил прописывать вторую тысячу знакомых, я понял, что со мной всё очень плохо, я совершенно не понимаю, какой я, куда и зачем двигаюсь. В частности, оказалось, мне нельзя доверять даже моё тело, я его колю иглами неизвестного происхождения и подставляю туда, где его могут избить или посадить надолго в клетку. Все те вещи, на которые я «рассчитывал» в жизни – не более чем балласт, и требуют, если не сдавания в утиль, то какой-то конверсии под настолько иные цели, что и подумать об их постановке невероятно. Весь мой чахлый оптимизм потрещал и сломался, я понял, что на месте «старого меня» проще построить «нового», как на месте деревянных развалюх и гаражей строят просторные и светлые новостройки.
Я глубоко разочаровался в себе и пришёл к необходимости психического самоубийства. Менял свои привычки на обратные: торчал – не торчу, молчал – говорю, говорил – молчу. Перестал ходить в места, куда больше всего тянуло, и мечтать о том, о чём мечтал, общаться с теми, с кем общался, и тому подобное. В выборе новых привычек я сосредоточился на таких, которые могли бы спасти меня, сделать мою жизнь безопасной и хоть немного интересной. Так как биохимия мозга была необратимо разрушена и нормальные «удовольствия» мне почти не доступны, обманывал как мог свою перистальтику при помощи женщин и искусства.
У меня были огромные проблемы с наркотиками, а тут я даже с удовольствием и облегчением их наконец-то оставил, с очевидностью понимая, что мне они точно вредны во всех смыслах. Постепенно, после долгих разговоров с каждым, я оставил и связанных с ними друзей, или они оставили этот мир, что само по себе печально, но полностью подтвердило мои расчёты. Появились новые горизонты, «старый я» без подпитки чах несколько лет и в какой-то момент, видимо, умер совсем, а новая личность и новая жизнь почти полностью захватили моё существование. Как Россия-матушка к викингам, старая личность легла и поддалась, позвала княжить над собой более организованную структуру, или, как в классике фильмов ужасов, моё тело захватил более умный паразит. Но я сам добровольно впустил космический ветер, если угодно, скользкого слизня, а старое «я» пустил на его удобрение. Моя личность отдала себя в жертву будущему, ибо полностью исчерпалась к двадцати пяти годам, переживаниями которых в общем-то и ограничивается данное повествование. Мир ей и покой, пусть земля ей будет пухом!
Глава 1
Зоопарк
Самый ранний пласт детских воспоминаний всплывает в моей памяти в стилистике клипа группы The Prodigy «Smack My Bitch Up». На рубеже семидесятых и восьмидесятых годов мне было года три. Я часто бывал на улице Ленина, у тёти и моего двоюродного брата. Там был проигрыватель с пластинками Юрия Антонова, были ещё, но запомнился именно он. «Пройду по Абрикосовой, сверну на Виноградную…» – эта песня стала гимном винных алкоголиков того времени. После посиделок я, пятилетний, до 98-го автобуса тащился с мамой по Малому проспекту Петроградской стороны или через дворы. А в голове играла эта плодово-ягодная мелодия.
На Петроградской был мой детский сад, в котором работала и мама, и тётя, и в группе на год младше был мой брат. В детский сад меня долго не брали, поскольку диатез и нейродермит на руках требовали перевязок, и маме пришлось самой устроиться на работу няней, чтобы меня самостоятельно контролировать. А потом туда подтянулась и тётя с братом.