— Лан… — прервала её Агнешка. — Мы поняли…
— Я даже не уверена, что не проснусь сейчас. Я столько уже открывала глаза, и всё опять по кругу… Может быть, я так и не вышла из него, может быть, это всё ещё сон, и вы тоже сон, и ничего этого нет, — Лана опустила веки и изобразила спящую. — Мне иногда почти кажется, что вот-вот прозвенит будильник, я встану, выпью кофе и побегу на автобус. Мне ведь надо на работу.
Алиса, разглядывавшая Лану в тихом ужасе, будто та вдруг могла начать бить стёкла или выламывать рычаги из коробки передач, обернулась к Агнешке с немым вопросом.
— Ну… почему бы нет, — отозвалась та с какой-то выгоревшей беззаботностью. — Может, и права была Нелли, а это мы не понимали… Ну, все эти разговоры про сны. Это же как если ты сам есть, а всё остальное не очень — гораздо проще. Как оно…
Агнешка прищурилась, пытаясь вспомнить что-то.
— Я опять забыла, как называется эта штука на «с».
— Солипсизм, — не открывая глаз, подсказала Лана.
— Во, да. Спасибо. Правда, завтра скорее всего я снова забуду. А, — осеклась она. — Тут же нет завтра.
Она поразмыслила над чем-то немного, переключив передачу. Уаз поехал быстрее.
— Подожди-ка, — Агнешка скосилась на Алису и её часы. — Или технически уже есть? Мы же, получается, теперь не во вчерашнем дне, наконец?
Алиса озадаченно нахмурилась, рассмотрела циферблат.
— Ну… на моих пять двадцать. Наверно, утра. Но… мне казалось, в это время уже должно светать.
Она наклонилась и на всякий случай выглянула в окно, но там было темно. Всё так же темно, как и час, и два назад, без единого намёка, что станет как-то иначе.
— Может, попозже… — пробормотала она неуверенно.
— Может, — подхватила Агнешка. — Особенно если мы сейчас далеко от нас — тогда здесь в какое угодно другое время может быть рассвет.
— Я думаю, рассвета не будет, — сказала Лана.
— Но… — Алиса обернулась к ней. — Мои часы пошли. Они больше не откатываются и… вроде идут как надо.
— Неважно, — заявила Лана спокойно и полусонно. — Может, где-то даже и светает — на факт, что нам будет видно. Мне тут представилось… знаете, как будто мы в банке. Закатанной такой банке. Консервной. Как кильки. Сверху дно. Снизу дно. И темнота, как вон там, за окном. А банку где-то поставили и забыли. И, я думаю, кроме нас, в ней уже никого не осталось.
Она открыла глаза и с минуту поморгала в потолок.
— Вам не кажется, что мы и правда попали в чей-то кошмар?
— А то, — невесело усмехнулась Агнешка. — Уже несколько лет как.
Впереди подёрнулись рябью фонари. Дымка прибывала, завесив сначала лес по бокам, после траву, а затем и дорога стала теряться в густеющем белом молоке.
— У кого-то, похоже, не прогрузились текстуры, — заметила Агнешка. Она поискала и включила антитуманники, но толку от них больше не стало. — Ты видишь что-нибудь? — обратилась она к Алисе.
— Кажется… — та наклонилась к стеклу и сощурила глаза, но быстро села обратно. — Нет. Показалось, что что-то двигается, но так ничего не видно.
— Тоже, — Агнешка сбавила скорость и с интересом оглядела клубы тумана, стучавшиеся в стекло. — Ладно. Попробуем не сходить с тропинки.
— Дай-ка я пересяду вперёд, — Лана приподнялась с дивана и выпрямилась. — Лис?
Та вздрогнула и послушно кивнула, отцепив ремень.
Агнешка тормознула Уазик, с лёгким недовольством скользнула взглядом по ним обеим.
— Вы бы осторожно с этим, — не особо серьёзно кинула она. — Так вот сейчас войдёте в туман и не выйдете.
— Выйдем, — Лана уселась в кресло рядом. К ней даже почти вернулись прежняя осанка и упрямство в уголках рта. — Поехали. Лис?
Алиса, не шелохнувшись, стояла у машины.
— Лис, поехали?
— А знаете, — с удивлённым интересом проговорила та. — Тут и правда ничего не видно.
— Конечно, — Лана сжала губы в сдержанном раздражении. — О том и речь.
— Нет, в смысле, действительно ничего. Даже здесь, внизу. Как будто стоишь ни на чём. На облаках, может быть, или что-то в этом роде.
— Лис, ну. Сядь назад, — сморщившись, попросила Агнешка. — Облака иногда рвутся, и вообще.
— А, — та пошарила рукой, не сразу найдя ручку от двери, но всё же залезла внутрь и закрыла за собой. Туман остался за стеклом.
Он стелился под машину, забивался как будто под самые колёса, отчего они, казалось, утратили всякое касание с твёрдой почвой. Будто ехали не по асфальту, не по земле — по какой-то иллюзии, лёгкой-лёгкой призрачной упругости, которая прорвётся через секунду, и полёт будет долгим.