Выбрать главу

Аглая кивнула.

— Так вот. Она себе мох подкладывала. Запиши. При отсутствии хлопкового материала в походных условиях можно воспользоваться мхом, лучше живым, но сухой тоже сойдет. Мох хорошо впитывает кровь и в некотором роде антисептирует. И на раны его можно прикладывать под повязку. — Санитар тоскливо посмотрел в окно. — Что-то я сегодня все о природе, да о природе. Вернусь, пожалуй, на озеро.

Лукреция бежала за ним до машины.

— Что мне делать — сообщить о профессоре?

— Найди Тусю, пусть она поживет у тебя.

— Ты хочешь, чтобы я послала Тусю к профессору, и она его обнаружила?

Санитар уселся в автомобиль, завел мотор и посмотрел на нее с тяжелой грустью.

— Лайке нельзя оставаться одной. Обнаружь профессора сама, только подготовься перед этим.

— Как подготовиться?!

— Просмотри свои бумаги, чтобы не нашли ничего лишнего.

— Кто?!

Санитар помотал головой.

— Знаешь, Лакрица, я всегда считал тебя слабым звеном. Столько лет служила, а так и не привыкла к дисциплине. Заповедь номер четыре для отставных конторщиков: если на гражданке рядом с тобой труп, готовься к неприятностям. Готова?

— Всегда готова… — отцепилась от машины Лукреция. 

Возвращение домработницы

Лукреция послушалась и позвонила Тусе.

— У племянницы ребенок в школу пошел, — зевнула Таисия в трубку. — Поэтому я теперь сплю до обеда, потом хожу по театрам или в бассейн. Вот такое существование. Без хлорки уже заплесневела бы.

— Приезжай, я тебя развлеку, — пообещала Лукреция.

— Предложение, конечно, заманчивое. Вперед — в прошлое, да?.. Если за двоими убирать, я согласна. А если как раньше — каждые выходные по пять-шесть человек в гости…

— После твоего ухода мы больше не собираемся вместе.

— Ну ладно, посмотрим… Шмотки у тебя мои еще остались, во что переодеться?

— Туся, ты всегда носила мои шмотки. Бери такси и приезжай.

Увидев Аглаю, Туся бросила на землю чемоданчик и застыла лицом:

— Ни хрена себе выросло ! Как это могло случиться? И сиськи, вы только подумайте!.. А я как дура тебе в подарочек… вот… Твое любимое.

Она вытащила из кармана красного карамельного петушка на палочке, запеленатого в целлофан. Лайка взяла его и прижала к щеке, закрыв глаза — проявление крайней степени радости.

— Веди к шкафу, — сказала Туся Лукреции.

Они поднялись на второй этаж, Туся с грустной улыбочкой осмотрела свою бывшую комнату, кровать, канапе у окна, трюмо с пузырьками и баночками.

— Надо же, — заметила она с дрожью в голосе, — духи мои до сих пор…

Лукреция открыла створки гардероба:

— Я как чувствовала, ничего не отдавала и не выбрасывала. Бери себе, что хочешь. Мне в эти вещи уже не влезть.

— Да уж вижу, — с участливым злорадством заметила Туся, ощупывая тесно висящую одежду, и вдруг вскрикнула с ужасом: — И шубку норковую? Ну, Лушка, лучше сразу скажи, что я должна делать за такое.

— Ничего особенного, — отвела глаза Лукреция. — Пойдем в кухню, все оговорим.

— Давай лучше здесь оговорим, — Туся села на кровать. — Я буду на шкаф смотреть и лишний раз обиду в себе замну.

— Да, собственно… — Смрновская пожала плечами. — Это ты говори, что тебе нужно.

— Мне нужно как раньше, чтобы без этикетов всяких, — с готовностью начала перечислять Туся. — Если я вижу несправедливость, должна ее обнародовать. Если надо чего щепетильного сделать, говори прямо и открыто, без намеков, чтобы я потом дурой себя не чувствовала. Можем сейчас и попробовать. Говори, что у вас случилось? Почему ты как поленом шарахнутая?..

Туся частенько и с удовольствием переходила на простонародную речь после того, как в течение пяти лет читала девочке Аглае сказки и объясняла потом смысл происходящих в них кошмаров.

Лукрецию ее навязчивая простота в речи никогда не обманывала, а вот посторонних быстро расслабляла до необходимой стадии болтливости. Когда Туся не была заинтересована в собеседнике, могла отшить с интеллигентной строгостью на английском и латыни, а могла и матом. Она всегда была не просто домработница, хотя называла себя, особенно при посторонних, именно так, а еще — с мазохистской дотошностью — приживалкой. Туся действительно прижилась в доме до степени невыносимого родства. Этакая вездесущая палочка-выручалочка со своими устоявшимися понятиями о справедливости и поведением главы семьи. Странно, но сейчас Лукреция обрадовалась присутствию именно такого человека.

— Профессор Ционовский вчера с утра приходил попрощаться. Лайка пошла его проводить. Он говорил ей странные вещи, что-то о смерти…