Раков посмотрел в бумажку и заметил:
— Правда, это было по доносу, сведения не подтвердились, но в те годы любой донос считался документом, и дело завели.
Он закрыл папку и сложил на ней ладони, переплетя пальцы.
— И что ты… можешь?.. — кое-как справилась с удивлением Лукреция.
— С хорошим адвокатом при частичном признании вины можем добиться вашего выхода до суда под подписку о невыезде. Это проще и всегда действует, а на суде адвокат отобьет все обвинения без проблем.
— Частичное признание?.. — задохнулась от негодования Смирновская. — Суд?! Это все, что ты можешь предложить?
— Конечно, нет. Я могу доказать, что профессор покончил с собой. А могу ничего не делать и слить в прессу материал об аресте офицера госбезопасности в отставке по делу смерти известного профессора. Вам выбирать.
Лукреция в замешательстве обшарила глазами лицо молодого человека. Раков смотрел на нее открыто и дружелюбно. Потом она сантиметр за сантиметром осмотрела его руки. Раков заметил это, протянул руки и перевернул их, демонстрируя ладони. По четыре мозоли на каждой. На первой фаланге левого указательного пальца чуть заметный натертыш.
— Стреляешь левой? — тихо спросила Лукреция.
— Я могу стрелять двумя одновременно, — он вернул руки на папку и поддернул рукава пиджака.
— Чего ты хочешь?
— Хочу жениться на вашей дочери. Только на моих условиях. А не на условиях Ладовой.
Лукреция опустила голову и закрыла лицо ладонями, чтобы скрыть растерянность. Спросила приглушенно:
— Наташка поставила условия, при которых ты женишься на Аглае?
— Конечно. За первый же год нашей совместной жизни с вами я должен буду найти некоторые документы, или убедиться любым способом, что они уничтожены. Заметили — я сказал «с вами». Наталья Петровна уверена, что вы никогда не позволите жить дочери отдельно, даже при муже. Меня это устраивает.
— Бред какой-то! — рассердилась Лукреция и стукнула кулаком по столу.
— Такой вы мне больше нравитесь, — выдал он и улыбнулся, чуть прищурив глаза.
Лукреция покраснела и от этого еще сильней рассердилась.
— Я тебе не верю. Какие документы она у меня ищет?
— Несколько листов с цифровыми записями — думаю, это номера счетов и коды. Еще бухгалтерские бланки и расписки. Она закопала это у вас на участке в восемьдесят восьмом. Потом бумаги пропали.
Лукреция встала и прошлась у стола. Раков тоже вскочил.
— Да сиди ты! — отмахнулась Лукреция. — Будет еще учтивость изображать… Смоленский плейбой!
— Никак нет, товарищ майор. Мне по званию не положено сидеть, когда вы стоите.
Лукреция сжала пальцами виски и села.
— Устала. Мне нужно подумать. Почему Наташка считает, что эти бумаги у меня?
— Потому что в девяносто первом, когда полковник Крылов вырыл в присутствии Натальи Петровны металлический кейс, их там не оказалось, — Раков пожал плечами и сел.
— Ну и что? При чем здесь я? Закапывала она с Сенькой Бакенщиком, никто, кроме них двоих место не знал! Тридцать соток — было где развернуться, а уж такого спеца по маскировке, как Бакенщик, еще поискать!.. Кстати! — Лукреция в озарении посмотрела на Ракова, — Крези-бой мог до девяносто первого обнаружить кейс металлоискателем!
И от участливой улыбки молодого мужчины напротив тут же сникла:
— Как и любой другой из нас…
— Правильно. Главное — не поиск, а информация о том, что Ладова вообще что-то прятала. Ваша дочь видела процесс закапывания. Наталья Петровна сказала, что в девяностом году об этом узнал ваш друг и бывший соратник по Конторе Крылов. Он нашел несколько дневников Аглаи, когда вы с ним сожительствовали… простите, это меня не касается.
— Точно!.. — кивнула Лукреция. — Крэзи-бой письменный стол ремонтировал в девяностом, и нашел тетрадки. Мы как раз с ним недавно вспоминали, как читали найденные дневники Аглаи. Вырванная страничка… Теперь я знаю, что Бакенщик тоже совершенно не в курсе, куда девалась бухгалтерия Таши. После неудачных раскопок в девяносто первом он угрожал Ладовой пистолетом за сведения о ней.