Ушков быстро ушел и так же быстро вернулся с двумя сумками в руках. И не один, за ним шла женщина.
– Жена… – сказал, извиняюще развел руками Ушков. – Сказала, куда ты, туда и я.
Женщина утвердительно кивнула:
– Ты Ее Величеству обещал.
– Что я обещал?
– Наладить со мной отношения!
Совершенно неподвижное лицо мужа было ей ответом.
В дирижабле Ушков косился на супругу, поглядывал в иллюминатор и вдруг спросил:
– Вань, как считаешь, а если я в Тобольске останусь… найдется, чем мне заняться? Денег у меня немного, но кое-что есть.
– Дело найдется, не сомневайся. У нас директор очень шустрый… да и губернатор тоже…
– Губернатора я помню, встречались. Пожалуй, так. Начну подальше… с чистого листа. А ученица твоя совсем мала, а какой след оставила в разных судьбах, да?
– Да. Ученица… И учитель.
Глава 20
Мою тетку Марью в нашем околотке называли Машкой-жадиной. И никак иначе. Несправедливо вообще-то. Она не то что бы жадничала, но знала цену и соли, и куриным ножкам, и граблям с лопатами.
Вот прибегает очередной сосед:
– Машка, ну дай грабельки!
Тетя, как правило, пьет чай. Очень уж любит чай вприкуску с крендельками, а я их опять много напекла. Тетя вдруг решила, что она из благородных, поэтому мизинчик у нее красиво оттопырен. У меня так не получается, и она давно махнула рукой – бестолку учить манерам за столом, поздно. Пора учить правильно смущаться и при этом теребить подол платья, но так, чтобы его не измять.
Тетя отхлебывает чай, задумывается и спрашивает:
– А тебе грабельки… надолго?
– На вечер!
– А ты мне что?
– Маш, – сразу возмущается сосед дядька Федот, – ну че жадничаешь-то? Нечего мне тебе дать.
– Нечего и нечего, – миролюбиво соглашается тетя, – иди без грабель.
– Ну, Машка-жадина… попроси ты у меня че-нить, ХРЕН тебе будет!
Дверь хлопает. Тетя сползает в обморок. Потому что совсем не выносит ругань, никакую, раз благородная.
Дядька Федот чуть не сбивает с ног следующего просителя.
Молоденькая соседка Дунечка, старше меня всего на два года, ей семнадцать, но живет одна, отец на заработках. Она робко заглядывает в дверь:
– Тетечка Мария, вечер добрый!
– Недобрый, – стонет тетя. Я помогаю ей сесть ровно и сую очередной кренделек, – а ты за чем явилась?
– Тетечка Мария…
– Мари!
– Тетечка Мари, – быстро поправляется Дунечка, – я с маленькой просьбишкой…
– Ну?
– Заберите пораньше работника!
– О как! – удивляется тетя.
Я тоже вытаращила глаза.
После кары господней мужского населения, считай, и не осталась. В нашем околотке выжили дядька Федот, на соседней улице семилетний Фомка, а в тупичке напротив сумасшедший дед Моисей.
И все из мужиков.
Дядька Федот как раз уезжал на мельницу через две деревни за горой, там и отсиделся, ничего не зная. Фомку в наказание за проказы отправили в амбар убираться, и тяжеленую дверь закрыли, потом уж стук соседка услышала и выпустили живого-здорового. А чистюля Моисей торчал, как всегда, на речке, и за ним никто из детей не пришел. Он и проспал эту страшную ночь в чьей-то лодке, а выловили ее, когда вода спала, за сто верст от нашего села.
У тети не выжили старшие сестра и брат, и дети их общим числом пятеро. И дом осел и рассыпался под градом камней. Тетя не выходила замуж, с родней проживала и осталась в одночасье без крова.
У меня погибли родители и оба брата, у старшего еще жена на сносях была.
Наш священник считает, что мне даже повезло, раз ничего не помню. Не страдаю по ушедшим. А тетя, узнав, что я без памяти осталась, сразу поняла, что у нее такая же беда. Только она явно благородная, потому что про стирку и уборку не помнит, а манеры знает. Потому что воспитана не в пример лучше меня.
Священник только вздохнул, ему некогда.
Для всех выживших отец Афанасий читал «Ведомости» прямо в церкви во время службы.
Я старательно запоминала, тетя заставляла повторять ей каждый день:
«… казалось, природа успокоилась после сильных гроз и проливных дождей, но они послужили причиной страшных оползней и сходов селевых потоков. 4-го мая мощный селевой поток снес десятки домов в восьми поселениях…»
Те слова, которые мы не понимали, священник потом объяснял.
А самое главное он повторил несколько раз уже своими словами:
– В эти скорбные дни наш милостивый Государь Иван Мудрый повелел в каждое поселение отправить крепких мужчин, гожих ко всяким строительным работам. Десять дней работает оный на одном подворье, а потом переходит к следующему. Вытаскивает камни, поднимает заборы, восстанавливает сараи, все, что потребно для жизни, и подлежит восстановлению малыми силами. Плату работникам наш милостивый Государь берет на себя, а хозяева только кормят их и выделяют угол, достаточный для ночного отдыха…