В эту ночь Манон не спала – она тихо лежала, прислушиваясь к тому, как платье медленно превращается в нее, в ее кожу, в ее тело…
Наступило утро.
– Мари! – тихо позвала госпожа де Же.
Мари тут же откликнулась, как будто подслушивала у двери. В другой раз Манон бы наказала служанку, но сейчас ей было не до того.
– Мари, ты ничего не замечаешь? – мечтательно вопросила она.
– Нет, госпожа, – виновато ответила девушка.
– Не бойся, говори все, что думаешь, я тебя не накажу, – ласково проворковала Манон.
Мари немного помялась, а потом залилась слезами:
– Что с вами происходит? Я не понимаю, но чувствую несчастье. Что у вас с ногами? Еще недавно эти противные туфли…
– Не смей так говорить, – возмутилась Манон, – но девушку уже было не сдержать.
– Они прилипли к вам, я помню, как вам было больно и как вы их отдирали! Я ведь их хотела выкинуть, но вы мне не позволили. И почему ваши ноги так быстро зажили?
Манон с удивлением поглядела на свои ноги, на них совсем не осталось следов скальпеля. А Мари все причитала:
– Почему же вы не снимаете эти мерзкие туфли?
– Мари!
– Почему вы не снимаете это ужасное платье? Вы даже спите в нем! Смотрите, оно все помялось! Дайте его мне, я его выглажу!
– Ты хочешь сказать: «Выкину»?!
Но Мари уже не могла говорить, она громко зарыдала и бросилась вон из комнаты.
– Ты уволена! – пронеслось по дому.
Мадмуазель де Же, вне себя от гнева, уселась перед зеркалом!
– Гордячка! Да как она смеет перечить госпоже! Хорошо же я проучила эту нахалку!
Она взглянула на себя в зеркало.
– А что это она там навыдумывала? Платье мятое! Подумать только!
Мадмуазель де Же поглядела на свое платье. Оно действительно выглядело жалко после бессонной ночи. Манон попыталась руками разгладить мятый шелк, но, почувствовав прикосновение, отдернула руку.
– Да ведь я раздета! – ужаснулась она.
Но ее воображение опять целиком поглотила мысль о мятом платье.
– Как же неопрятно я выгляжу! – воскликнула Манон.
И действительно, хрустальные туфельки и волшебное платье покрылись толстым слоем пыли, Манон физически ощущала себя грязной и неприбранной.
Все же мыться она не решалась. Ведь придется помыть и платье, а потом оно будет висеть тряпкой, и Манон превратиться в уродину! Как на нее посмотрит Пьер? Тут она ужаснулась.
– А как я появлюсь на людях? Я же голая! – Тяжелая волна паники обрушилась на нее, и девушка, рыдая, упала на постель.
Так Манон проплакала до обеда, не отзываясь на робкие стуки в дверь.
– Госпожа де Же, можем ли мы помочь вам? – наконец услышала она робкий голос.
– Позовите доктора, да поживее! Мне нужен доктор, который приходил ко мне прошлой ночью! «Надо держать себя в руках – может быть, еще есть надежда!» – пробормотала она.
Манон выбрала из шкафа какой–то халат, закуталась в него и стала ждать.
Доктор задержался, он приехал ближе к вечеру.
– О, госпожа Манон, а я как раз хотел навестить вас. Что нового? На что вы решились? Я, кстати, хотел вас предостеречь, чтобы вы не носили того платья, что украли, пардон, позаимствовали у торговца.
– Поздно, – в слезах бросила Манон, – слишком поздно!
– Что? – очки съехали с носа врача.
– Я его носила весь вчерашний день и …
Воцарилась тишина. Наконец, доктор произнес:
– Могу ли я хоть чем–то помочь вам?
Манон бросилась перед ним на колени.
– Послушайте, вы должны были предвидеть то, что случилось! Вы просто обязаны загладить свою вину! Я – несчастна, я ужасно, невообразимо грязна и неприбрана! Есть ли хоть какой–то способ вернуть мою красоту?
Очки врача полезли на лоб.
– Что? Я вас не понимаю!
– Есть ли хоть какой–то способ вернуть свежесть моему телу и моим ступням?
– Свежесть? Телу? Ступням? Я не понимаю…
– Что! Что вы не понимаете! – голос Манон сорвался на визг.
И тут доктор понял. Он неуклюже встал и спиной двинулся к выходу.
– Я подумаю, чем можно помочь …
Когда за доктором захлопнулась дверь, Манон упала в обморок.
Она пришла в себя уже под утро и обнаружила, что так и лежит на полу. Никто из слуг не осмелился потревожить ее.
В дверь несмело постучали. Это был доктор. На этот раз он выглядел гораздо увереннее. Его очки твердо и непоколебимо громоздились на переносице.
– Я принес вам надежду, – улыбнулся он.