Софья Маркелова
Душа чащобы
Там, где заканчивались владения людей, в безмолвии и полумраке тонул дремучий непроходимый лес, до самых небес вздымаясь темной грядой. Кряжистые неохватные дубы и густые ели нависали над землей, расправив в стороны свои узловатые ветви, и змеились меж зарослей травы едва заметные глазу звериные тропы, уводящие в никуда. Ступит на такую неосторожный путник, и она увлечет его в сердце чащобы, где никогда не бывает солнца.
Агата шагала рядом с отцом, крепко держа его за руку. Мокрые стебли осоки цеплялись за ее ноги, путались в застежках сандалий, легко царапали кожу.
– В лесу не нужно шуметь. Иначе эхо подхватит твой голос и заберет его навсегда.
Испуганно вздрогнув, девочка лишь сильнее сжала теплую и мозолистую ладонь отца, но ни проронила ни слова.
– Не бойся. Если ты не желаешь лесу зла, то и он не навредит тебе.
Раздвинув колючие еловые лапы, отец ступил на небольшую поляну, скрытую от всех за непроницаемой стеной деревьев. Посреди высился старый массивный дуб, едва слышно поскрипывали его тяжелые ветви.
Девочка присела и погладила пальцами оголившиеся корни, выступавшие из сухой пыльной земли. Желтые еловые иголки и увядшие листья при каждом шаге хрустели под ногами, когда отец подвел Агату к самому дубу.
– Видишь, когда-то это было могучее дерево. А теперь оно лишь медленно гниет изнутри, снедаемое старостью и болезнями.
Задрав голову, девочка, не мигая, долго рассматривала черное овальное дупло, на которое указывал ей отец.
– А что там внутри, папа? – прошептала она.
– Там? – Отец усадил дочь на руки. – Там душа леса. Где ей еще жить, как не здесь?
Вытянув шею, Агата пыталась разглядеть, что же было в дупле. Но черная как смоль темнота поглощала все звуки и даже свет, не позволяя что-нибудь увидеть.
– Можно я туда заберусь?
– Не стоит. Ведь ты бы сама не хотела, чтобы кто-нибудь лез в твою душу, правда?
Агата покачала головой и обвила руками шею отца, который сразу же погладил дочь по встопорщенным темным волосам.
– Пойдем скорее домой, галчонок. Мы уже давно гуляем. Мама, наверное, нас заждалась.
Они медленно двинулись прочь с поляны. Еловые лапы плотно сомкнулись за их спинами, отсекая старый дуб от остального леса. Но до последнего мгновения, пока темно-зеленые хвойные иглы не сплелись в непроглядную завесу, Агата всматривалась в силуэт дерева и его черное дупло.
– Мама, а где папочка?
Женщина вздрогнула и повернулась лицом к дочери. Руки ее, сжимавшие кухонное полотенце, бессильно упали вдоль тела.
– Папы здесь больше никогда не будет.
– Почему?
– Он нашел себе другой дом… Он нас предал, понимаешь? Предал нас!
В голосе матери послышались рычащие нотки. Агата испуганно отступила назад.
– Но как же мы? Он ведь нас не бросит просто так?
– Мы больше не нужны ему, Агата! Мы теперь сами по себе!
Агата непонимающе замотала головой, а в ее глазах застыли слезы. Она не хотела в это верить, не хотела даже думать, что ее любимый добрый папа мог просто так взять и оставить их.
Смахивая соленые капли, побежавшие по щекам, девочка выскочила во двор дома, толкнула скрипучую калитку и бросилась по протоптанной тропинке в сторону леса.
Сколько она бежала, она и сама не знала. Глаза застилала обида, а из груди то и дело рвался тихий скулеж. Только ноги сами привели ее на маленькую, отгороженную от всего остального мира полянку, где высился старый дуб.
Еще совсем недавно она часто гуляла здесь с отцом, тот рассказывал удивительные вещи о лесе и его обитателях, обещал Агате научить ее различать лечебные травы. А теперь папа ушел в чужой дом, к чужой семье. И девочке ничего не оставалось, кроме как сидеть на корявых корнях и горько плакать.
Мать долго ждала, когда дочери надоест реветь, и она вернется в дом. Но уже прошло обеденное время, а калитка так больше и не скрипела, не было слышно шагов Агаты на дорожке, ведущей к двери. Забеспокоившись, женщина ушла в лес. Она брела по знакомой тропинке, приминая ногами разросшуюся траву, изредка звала дочь по имени, но ее крики оставались без ответа. Деревья клонились к ней, затмевали солнце своими развесистыми ветвями. Не было слышно ни пения птиц, ни жужжания мошкары, будто чугунной тяжестью безмолвие опустилось на лес.
В какой-то момент мать раздвинула руками колючие еловые ветви, и вдруг увидела свою маленькую неразумную дочь. Перед высоким дубом стояла Агата, вытянув шею, и заглядывала в черноту провала дупла. Она не шевелилась, казалось, даже не дышала, лишь неотрывно смотрела внутрь дерева.
– Агата! Вот ты где!
Схватив девочку за локоть, мать хорошенько ее встряхнула, приводя в чувство.