— Рэвейн, — окликнул меня Лагри, — покажи, как это делается. А то я вижу сомнения в рядах новобранцев. Мне здесь, кажется, не верят…
От последней фразы мальчишки поежились, как от холодного ветра, и в разнобой отрицательно замотали головами, но вслух высказаться все же не рискнули. Мурат прикрикнул на них, чтоб отошли дальше, и кивнул мне: давай, мол, парням нужна мотивация.
Я пожала плечами.
Ладно. Надо, так надо. Мне что, жалко?!..
Ножи выскользнули из ножен легко. Расстояние действительно не маленькое. Двадцать шагов. Хороших таких, широких мужских шагов. Тут не то, что в мишень попасть, хоть докинуть до нее — уже считай молодец. Снизу не метнешь, тут замах нужен, и сила. Добросить доброшу и попаду даже, но вот в яблочко ли?!
Интересно, как в случае чего Лагри станет объяснять мой промах? Скажет, что я встала сегодня не с той ноги, или посетует, что женщинам ничего доверить нельзя, даже такого простого дела, а потом сам продемонстрирует мастерство?!
И вообще я должна оправдать его доверие, или наоборот показать всем сколь мало стою?!.. Любопытно…
Я взмахнула руками одновременно. Ножи разошлись в воздухе, засвистели, понеслись к целям.
Хищные серебристые рыбки, маленькие смертоносные молнии. Опасные, красивые, любимые…
О, да! К своему оружию я испытываю нежность. Когда мои руки сжимают рукояти, меня охватывает приятное волнение с острыми нотками предвкушения, почти восторг. Придать им направление, ускорение, передать часть своей силы — это как акт любви, отпустить их и застыть в пустоте ожидания — как замереть на вершине блаженства, а потом с хрустом, треском, стуком, криком поймать коротенькую сладкую вспышку наслаждения — попала.
Ножи достигли целей с разницей в долю секунды. Сначала правый с глухим стуком вошел в одну мишень(и не мудрено — правая рука у меня сильнее), а потом левый высек искры из клинка Лагри торчавшего в другой.
На этот раз протяжных вздохов не последовало: тишина прервалась общим гомоном, словно вода полилась из переполнившегося кувшина. Мальчишки с недоверчивыми возгласами побежали к мишеням посмотреть поближе. Мурат одобрительно крякнул и пригладил седую бороду, будто на месте нее была моя голова, и он таким образом поощрял меня на дальнейшие подвиги.
— Вот, как надо, — пренебрежительно хмыкнул Лагри.
На меня он не смотрел, и я так и не поняла, оправдала я его надежды или нет.
Нож, выпущенный моей правой рукой, вошел в обозначающий центр мишени красный кружок под углом. Ему не хватило всего пол пальца до середины, откуда торчал клинок Лагри. А вот тонкое лезвие, сорвавшееся с левой руки, не только заняло почетное центральное место, но и потеснило своего предшественника, — кинжал Квентина заметно отклонился в сторону.
Я подошла ближе, полюбоваться на дело рук своих, но добраться до мишеней смогла лишь тогда, когда Мурат разогнал мальчишек и отправил их бегать десять кругов по двору, сказав, что кто не умеет работать руками, будет работать ногами.
— Манорская сталь, — со знанием дела протянул Тохар, подходя к левой мишени. — Прекрасное оружие.
Я тоже с легкой завистью глянула на отливающее красным лезвие кинжала Лагри. Мой метательный нож не оставил на нем и следа.
— Клинок рода, — не без гордости заметил Квентин.
Оружие было действительно превосходным. Даже в таком виде — на половину торчащее из мишени, с рукоятью перетянутой потрепанным ремешком. При взгляде на него сразу становилось понятно, что это не просто кусок металла. Мой нож рядом с ним выглядел чем-то несуразным и совершенно неуместным.
На широком лезвии родового кинжала под рукоятью был вытравлен рисунок, изображавший оскаленного волка. Крестовины, ставшей последнее время модной, у него не было. Черная костяная рукоятка, сейчас перетянутая кожаным ремнем, оканчивалась острым гребнем, похожим на зуб дракона. Это не выглядело нелепым или странным, но почему-то все время притягивало взгляд. Гребень был испещрен прожилками, и я все никак не могла понять, что это означает, пока Лагри не прояснил ситуацию.
— Клан Волка, — похвастался он перед Тохаром. — Вон клеймо на лезвии. И на конце рукояти тоже ощерившийся волк. Только мой вот лишился головы, спасая мне жизнь…
И точно, прожилки сплелись в рисунок, стали широкими лапами, волнистой шерстью и хвостом. Драконий зуб с одной стороны превратился в выгнутую волчью спину, а другой стал неровным краем давнего скола.
— …Жаркая тогда вышла стычка, — в голосе Лагри мне послышалось удовольствие. — Проклятых оборотней оказалось гораздо больше, чем мы предполагали…
Мурат вернулся к легендарной манорской стали, и мужчины заспорили о том, можно ли сейчас найти ей замену. Лагри настаивал на Верейских клинках, Тохар же отдавал предпочтение изделиям аженрских кузнецов.
А я тупо смотрела на рукоять кинжала Лагри, на зуб дракона, ставший волком, голова которого сейчас лежала в медальоне, висящем у меня на шее…
В памяти моей всплыли картины того страшного дня.
Вот я возвращаюсь домой. Бегу неспешно по утреннему туманному лесу, на душе все еще тяжело. Все еще стоит перед глазами искаженное мукой лицо Гевара: «Вернись! Я не могу без тебя! Я умираю без тебя…». О, как же я потом проклинала себя за то, что дала себе сутки передышки, за то, что не вернулась в Лебяжий Лог сразу, а вместо этого весь день дремала на берегу лесного озера, приводя в порядок мысли и чувства. Я не могла найти оправдание себе тогда, не могла и сейчас, просто время сделало боль не такой острой…
Я бегу неспешно, и с каждым шагом, приближающим меня к дому, тяжесть на душе все меньше. Она тает, растворяется в мыслях о том, как я прокрадусь сейчас в тихий сонный дом, скину влажную одежду и юркну в теплую постель. Обниму Сол, крепко прижму к себе, зароюсь лицом в ее золотистые волосы. Сол… Моя Сол… Мое солнце на этой земле…
Ее волосы были тусклыми и казались ржавыми от крови. Я наткнулась на нее случайно, когда до Лебяжьего Лога оставался еще с час пути. Сначала я подумала, что у меня галлюцинации, потом — что это какая-то глупая шутка. А когда подошла ближе…
Когда я подошла ближе, мой мир треснул, раскололся на части и рухнул. Моя Сол была мертва.
И я сошла с ума.
Те первые минуты, что я провела рядом с ней, были самыми страшными в моей жизни.
В ране на боку, между ребер Сол застрял неровный костяной осколок, имеющий очертания волчьей головы…
Мысли завертелись, закружились, понеслись, перегоняя друг друга, и разбились о ледяную глыбу внезапного ужаса — где Аджей?
Лагри ведь никогда не оставлял Его Светлость одного. Только если я была рядом.
Меня вдруг замутило, да так сильно, что в глазах поплыли черные круги. Чтобы удержаться на ногах пришлось ухватиться за мишень. Я тут же повернулась к ней лицом, сделав вид, что просто хочу вытащить свой нож. Потянулась к рукоятке, но в глазах все плыло, а руки тряслись настолько, что я промахнулась и порезала ладонь о клинок Лагри. Боль и кровь, тут же заструившаяся из неглубокой царапины, немного отрезвили меня, но чтобы окончательно успокоиться пришлось еще с минуту постоять с закрытыми глазами.
— Рэвейн, — я уже достаточно пришла в себя и даже не вздрогнула, когда меня окликнули, — герцог тебя искал… — Лагри подошел ближе и замолчал, наверное, недоумевал, что это я все еще топчусь возле мишени.
— Где он? — мой голос был на удивление спокойным.
— Собирался осматривать восточное крыло. — Квентин рывком вытащил свой нож, а потом мой. Протянул мне рукоятью вперед. — Если поторопишься, может быть, застанешь его там.
Лезвие он держал левой рукой.
Две глубокие раны на теле Сол были с правой стороны.
Раньше я не задумывалась над тем, что нападавшим был левша.
Я молча забрала свой нож, — поднимать голову поостереглась, уж слишком была велика вероятность, что выдам себя выражением лица, — кивнула и пошла обратно к лестнице. Сначала медленно. Затем быстрее. А потом побежала.
Мне надо было немедленно, сию минуту увидеть Аджея.
И поговорить с ним…
Это Лагри.
Я почти не сомневалась, что это Лагри.
Тогда в первый раз по дороге из Ньюбера он первым предложил ехать через Радужное. И то дерево на дороге. Я тогда грешила на наемного убийцу, но его могли повалить совсем другие люди.