Звон мечей практически не слышен, только рев пламени и грохот терзающих восточное крыло обвалов. Игра света и тени на лице Аджея, темные и светлые пятна у меня в глазах… Я теряю силы очень быстро, они утекают, просачиваются сквозь пальцы… Я давно уже на пределе своих возможностей. Еще несколько минут, и мое сердце перестанет биться. Но это почему-то совсем не пугает. После всего, что случилось сегодня, после всего, что я узнала, после той выворачивающей наизнанку реальности, мне вдруг становится абсолютно все равно, чем кончится этот поединок. Ведь моя жизнь уже сломана, смята, растоптана. Она почти пыль, что летит отовсюду и оседает вокруг. Сегодня я снова окунулась в море крови своих воспоминаний, в сотню смертей, в пелену сводящих с ума кошмаров и тоскливую пустоту серых дней человека потерявшего все. Один раз я все это уже пережила, и не хочу переживать снова. Не справлюсь. Сдамся. Тогда я считала, что у меня не было другого выхода. Теперь передо мной лишь пустота с привкусом горечи на губах…
Удар. Я перехватываю чужой меч своим. Держу двумя руками, а рукоять дрожит, норовит выскользнуть из пальцев. Азарт прошел, жажда крови угасла, возбуждение пошло на убыль. Собственное тело кажется мне деревянным.
Шаг назад. Я снова ухожу в оборону. Сил атаковать больше нет. Кажется и демон это понимает. Что он предпримет? Припрятан ли у него на этот случай туз в рукаве?
Выпад. Я отскакиваю в сторону и, собрав последние силы, направляю в сторону Аджея поток воздуха, подхватывающего мелкие пылающие предметы. Это не огненный вихрь, но хоть что-то.
Меч как масло режет уже оттаявшую стену, и я выпрыгиваю в осыпающийся, быстро разрастающийся проем. Там снаружи идет ливень. Яркая молния буквально ослепляет, а гром оглушающе бьет по ушам.
На моих глазах половина восточного крыла до самой угловой башни оседает и обваливается, поднимая огромное облако пыли… Я успеваю оказаться на безопасном расстоянии, бегу вдоль устоявшей стены прочь… Тот зал, в котором продолжается пожар, не обвалился, но в нем вылетели все стекла, и теперь языки пламени вырываются из оконных проемов, облизывая уцелевшую стену. Дождь лупит по голове и плечам. Я бегу… и вдруг спотыкаюсь и падаю.
Ох, больно то как!
В глазах темно, и грудь перехватывает — не вздохнуть. Я пытаюсь подняться, но тело не слушается. Руки и ноги дрожат и разъезжаются. С трудом мне, наконец, удается встать. Я шатаюсь, как пьяная. И вдруг понимаю, что я одна. Демона во мне больше нет!
Что все это значит?
Какого черта?!
Я оглядываюсь по сторонам, но Дамиэна нигде не видно.
Зато видно Аджея, и очень хорошо. Он здесь, рядом со мной, я даже не заметила, как он появился. Герцог замахивается мечом, и я едва успеваю ускользнуть из-под удара. Прыгаю в узкий проход между двумя поникшими под струями дождя розовыми кустами и вываливаюсь на садовую дорожку. Я теперь безоружна. Мой клинок остался где-то там позади, на земле. Но это уже не важно, я все равно не смогла бы теперь сражаться с герцогом на равных.
Казалось бы, мне все равно нечего терять. Почему бы не сдаться, не позволить руке, которую еще недавно я целовала, пронзить меня мечом?! Пусть Аджей и Маркус одно целое. Какая разница?! Это означает лишь то, что я люблю их обоих.
Одна я не могу ничего сделать. Смертный приговор мне уже вынесен. Остались последние минуты. Зачем я продлеваю агонию? Зачем мучаю себя бессмысленными попытками убежать? Зачем?
Но какая-то сила тянет меня, не дает остановиться.
— Дамиэн! — кричу я, перепрыгивая через клумбу.
Позади трещат и ломаются стебли. Моя смерть идет по пятам.
— Дамиэн! Где ты, чертова тварь? — мой голос тонет в раскате грома. — ДАМИЭН!!!
Я спотыкаюсь, снова падаю и снова поднимаюсь.
Все. Мое преимущество закончилось.
Аджей рядом. Меч идет по касательной, я пригибаюсь. Успела. Дергаюсь в сторону, проваливаюсь в ветки очередных кустов и оказываюсь на открытом пространстве. Поворачиваюсь… и вижу, как клинок медленно и неотвратимо входит мне в грудь.
Ребра ломаются, как тонкий фарфор. И через эту дыру в грудь начинает натекать могильный холод.
Вот и все.
Странно, но я даже рада.
Я пытаюсь улыбнуться, открываю рот, чтобы сказать несколько слов напоследок, но не могу. В горле булькает, и по подбородку течет кровь.
Я падаю к ногам Аджея… Маркуса… Изгоя…
Он смотрит на меня. И на его лице нет ликования.
— Мне жаль, — говорит он и заносит меч для последнего удара.
Лезвие взмывает вверх, ловит ослепительную вспышку молнии…
И в этот момент тяжелый арбалетный болт пробивает грудь Аджея напротив сердца.
Секунда. Зрачки герцога расширяются, лицо каменеет. От его фигуры отлепляется крылатая графитовая тень, фыркает, рычит, отряхивается. И на нее тут же набрасывается другая. Огрызающийся, взвизгивающий клубок прокатывается мимо меня и исчезает. Аджей заваливается вперед.
Лезвие движется вниз…
Лететь ему совсем недолго, совсем чуть-чуть. Но кто-то отбивает его в пяди от меня.
Глаза застилает туманом, но сквозь него я еще успеваю заметить, как надо мной склоняется Риан.
Рубашка трещит, на грудь ложатся горячие пальцы.
«Ха!», — злорадно думаю я. — «Слишком поздно»…
Я все-таки не умерла.
И я неоднократно об этом пожалела, особенно в первый раз, когда ласковая спасительная темнота безжалостно выкинула меня в мягкий полумрак, показавшийся нестерпимо ярким, и боль впилась в тело, наполнив его целиком. Нудная, сильная боль. Боль снаружи и внутри. Боль, которую невозможно принять и пережить. Не в силах ее терпеть, я заскулила тихонько. По лицу потекли слезы.
В комнате было сумрачно. Может вечер, а может, просто задернуты шторы.
В кресле рядом с кроватью вполоборота сидела женщина. Я видела край ее щеки, нежное маленькое ушко со скромной сережкой-цветочком. Грудь, плотно упакованная в ткань оливкового цвета, вздымалась равномерно. Но даже если женщина и спала, то мой скулеж заставил ее проснуться. Она повернула голову и встретилась со мной глазами.
Тиро.
Это была Тринитта Тиро. Такая же худая, и почти такая же измученная, какой я видела ее последний раз, в платье она казалась необыкновенно хрупкой, словно хрустальная статуэтка. Но взгляд уверенный и твердый не давал окончательно впасть в заблуждение.
Чувствуй я себя не так паршиво, обязательно спросила бы, что она здесь забыла, и почему я еще не умерла(меня, конечно, больше интересовал второй вопрос), Трин же, кажется, и не думала начинать светскую беседу и исчезла из моего поля зрения столь стремительно, что я засомневалась не была ли девушка плодом моего больного воображения.
Не успела я принять какое-либо решение по этому поводу, как сбоку послышалась возня, а потом Трин снова появилась передо мной, но, к сожалению, не одна. Компанию ей составлял уполномоченный представитель Альянса — благородный, сиятельный, и еще черт знает какой ирье Риан Керш. При виде его бледного, осунувшегося, помятого лица с причудливым узором от подушки на щеке, красноречиво говорившим о том, что Наблюдателя только что разбудили, меня почему-то ощутимо затошнило и внутри поднялось буквально осязаемое чувство протеста. Я не хотела ни видеть его, ни иметь с ним что-то общее.
Увы, у него были совсем другие планы.
Его сиятельность самолично залил мне в рот омерзительно горькое лекарство, после чего под благовидным предлогом выпроводил Тиро из комнаты, а сам грозовой тучей навис надо мной.
Даже боль немного отступила: неприятие его присутствия было сильнее.
— Только посмей сдохнуть, — хрипло сказал Риан. — Я тебя и на том свете достану. Ты мне должна. Помнишь?!.. Теперь спи.
Прохладная рука легла мне на лоб, и я тут же провалилась в колодец беспамятства…
Боль уходила. С каждым моим пробуждением она становилась все меньше и меньше, скукоживалась, таяла. Силы постепенно возвращались. Сначала их хватало лишь на то, чтобы слушать — Тиро, уверенная, что мне это помогает, мурлыкала себе под нос колыбельные песни, когда видела, что я в сознании, — потом, их стало достаточно, чтобы озвучить самые тривиальные просьбы, потом, чтобы самостоятельно держать ложку, потом — подняться на ноги, потом — сделать пару шагов.