— Я не стану ничего опровергать или подтверждать, — спокойно заявила я. — Дан не участвует в происходящем… он лишь иногда предупреждает меня об опасности.
— Какой заботливый демон!
Я промолчала.
— Неужели, ты не понимаешь, чем рискуешь?! — Вдруг окрысился блондин. — Это беспринципная тварь, которая сделает все возможное, чтобы погубить твою душу!
Мне об этом было итак прекрасно известно, но слова Риана вызывали недовольство и протест.
— О моей душе не беспокойся, — буркнула я. — Не твоя забота…
Бокал упал и покатился по полу, хорошо пустой, иначе быть бы на ковре винному пятну. Сжав мои запястья, блондин притянул меня к себе, так что я практически лежала на его коленях. Близкие желтые глаза сверкали бешенством.
— Ты не понимаешь! — прошипел он мне в лицо. — Глупая, наивная идиотка!
— Не понимаю чего?! — я тоже разозлилась, в основном от неудобной позы. — Как отнимают душу?! Как будто ты знаешь, каково это?! Да и вообще, у тебя-то самого есть душа? Ты! Существо неизвестной породы!
Риан отпустил меня так же внезапно, как и сдернул с дивана, и я все-таки упала ему на колени. Он тут же спихнул меня на пол. Бывшие гневными, но такие яркие и живые глаза, вдруг обратились двумя застывшими ледяными омутами, такими студеными, что в груди стало холодно, и захотелось отогреть и себя, и его.
— Мы отвлеклись от темы, — сухо сказал Наблюдатель. — Что еще ты не успела мне рассказать?
Я сосредоточенно нахмурилась, силясь собраться с мыслями, но они все разбегались под прицелом янтарных льдинок.
— Кажется, все… Если только потом что-нибудь вспомню…
— Хорошо, — кивнул он и добавил: — А теперь убирайся.
Я недоуменно хлопнула глазами.
Как это «убирайся»?! Я же вроде как до утра остаюсь.
— Я сказал: уходи, — повторил Риан, видя, что его приказ не выполняется, и я по-прежнему продолжаю сидеть на полу. — Мне надо побыть одному…
Как во сне я добрела до двери, взялась за ручку и… вернулась назад.
— Я не могу уйти. — Мой тягостный вздох подтвердил невозможность осуществления данного столь желанного всем действия. — Клятва не пускает. Я ведь обещала остаться до утра.
Если опустить все непечатные слова, которые произнес по этому поводу Наблюдатель, то можно сказать, что он приветствовал новость долгой паузой. «Помолчав» таким образом, ирье Керш покинул мое общество, скрывшись в соседней комнате.
Подобный невежливый жест, однако, почему-то совсем меня не расстроил. Я хозяйским взглядом окинула диван, прикидывая, как расположиться на нем с наибольшим комфортом, собрала отовсюду подушки, стащила со стола скатерть, достаточно плотную, чтобы служить покрывалом, скинула одежду и обувь, оставшись в одной нижней рубашке, и уже намеревалась устраиваться на ночлег, но… Было еще одно «но» в виде все той же клятвы, в которой среди прочего присутствовала пара слов о кротости и ласковости(имела глупость ляпнуть!).
Поскребя по сусекам и не наковыряв и крошек вышеозначенных качеств, я все же пошла искать Риана. В конце концов, я могу его погладить, — по голове, к примеру, — что вполне сойдет за ласковость, а если он с разворота врежет мне поддых, и я не дам ему за это сдачи, то вполне могу считать себя израсходовавшей лимит кротости на пять лет вперед.
Моя «зубная боль» и «кровоточащая рана» обнаружилась в спальне: блондин стоял у окна, спиной ко мне, и при моем появлении даже не пошевелился.
Какая тут к черту кротость, тут бы с кровожадностью справится. Нельзя же так провоцировать человека, подставляя беззащитный затылок!
Я подошла ближе и, неловко, с опаской, провела ладонями по плечам Риана. Он не обернулся, только вздрогнул едва заметно. Прикосновения моих рук стали увереннее, сильнее. Его рубашка мешала, и я быстро избавилась от нее. Блондин не сопротивлялся. Мои пальцы заскользили по обнаженной спине. Я придвинулась еще ближе и поцеловала выпирающую круглую косточку позвонка в основании шеи, зарылась лицом в волосы на затылке, вдохнула знакомый волнующий запах: смесь ароматов клевера и весенней грозы. Запах ставший почти родным, теплый с острой ноткой горчинки. Я обняла Риана. Крепко-крепко. Его так приятно было обнимать, хотя все его тело и одеревенело от напряжения. Он был как натянутая струна, готовая в любую минуту сорваться, лопнуть…
Я была ласкова. Разве нет?! Я обнимала его, целовала и гладила. Я выполнила все, что обещала, и можно было смело уходить. Но мои ноги не выказывали никакого желания нести свою хозяйку обратно в соседнюю комнату, а пальцы… ох, эти наглые бесстыдные пальцы!.. Они уже практически справились с поясом чужих штанов. Сам то предмет одежды их не интересовал нисколько, но вот то, что он скрывал… Мне стало за них даже как-то неловко, но лишь до того момента, как они добрались, наконец, до цели своего путешествия. Тогда меня бросило в жар, а все связные мысли вымело из головы.
Риан, конечно же, тоже не выдержал. Он резко развернулся. Сжал ладонями мое лицо. Скорее укусил, чем поцеловал, неистово, страстно, жадно…
Он швырнул меня на кровать, навалился сверху, перехватил и до боли сжал запястья, как будто я собиралась сопротивляться. Коленом раздвинул мои ноги. Я замерла, как перед прыжком в воду…
Я думала он будет груб, намеренно причинит мне боль, я чувствовала его злость. Но он вошел в меня медленно, почти нежно. Я сама в нетерпении рванулась навстречу. Двигался он тоже медленно, словно дразня, сдерживал меня, не давая перехватить инициативу.
В низу живота разгоралось пламя, а грудная клетка стала тесной. В ладони словно били маленькие молнии…
Движения Риана стали резче, жестче. Они сводили меня с ума, в какой-то момент мне даже показалось, что эмоции разорвут меня на части, так больно стало в груди. Хотелось кричать. Когда его губы коснулись моей шеи, я заскулила, а остатки моего разума снесло окончательно. Я стискивала его плечи, рвалась навстречу, вскрикивала, всхлипывала…
Волна наслаждения накрыла нас одновременно. Риан глухо застонал, притиснув меня еще сильнее и ткнувшись лбом в плечо. Наши сердца все еще бешено колотились, дышать было трудно, а тела еще вздрагивали от недавнего напряжения и сменившей его бурной разрядки.
Риан лег на спину и крепко сжал мою руку, словно боялся, что я сейчас встану и уйду. Мы лежали так некоторое время, глядя в потолок и держась за руки, и молчали, пока сердце не стало биться в своем обычном ритме. Потом, не сговариваясь, повернулись друг к другу и начали целоваться. В глазах Риана не осталось и намека на прежний леденящий кровь холод, правда на дне зрачков еще оставалась непонятная то ли тоска, то ли грусть, но я была уверена, что и она растает, смытая наслаждением.
Если в первый раз времени не было ни на что, кроме удовлетворения животной страсти, то теперь можно было никуда не спешить, откровенно, бесстыдно ласкать друг друга, снова изучать, рассматривать, привыкать, впитывать в себя каждый штрих, каждую линию чужого тела, морщинку, складку, ямочку, родинку…
Второй раз сверху была уже я, получив безраздельную власть, которой наслаждалась. Теперь уже я заставляла стонать и всхлипывать Риана, умолять и рваться мне навстречу.
Мы мучили друг друга снова и снова этой сладкой изощренной пыткой, прерывающейся волнами наслаждения. И заснули, крепко обнявшись, когда до рассвета оставалось не больше часа…
Дара встретила меня на пороге. Как всегда потрясающе красивая, но спокойная до равнодушия, и отстраненная до холодности.
— Лиатэ, — переиначивая одно из моих имен на свой лад, констатировала она вместо приветствия и, когда я подошла ближе, плавно склонилась к моим губам.
Первое время меня, помню, несколько шокировала ее манера общения, особенно эти глубокие, откровенные поцелуи при встрече, когда ее язык старательно исследовал мой рот, но потом я поняла что это своего рода анализ, оценка, — как маг считывает чужую ауру, чтобы определить, кто перед ним. Только Дара предпочитает более тесный контакт.
Ее отец был эльфом, а вот мать то ли дриадой, то ли нимфой, то ли просто ведьмой — я так и не выяснила этот факт. Дара как-то раз назвала ее гуэнья, но кто такие «гуэньи» я так и не дозналась, да в общем-то и не стремилась узнать, если честно. Мне вполне хватала того, что Дара просто существует, и я могу приходить к ней когда угодно.