– Наверное, сейчас просто один из многих витков развития, – ответила Кея. – По крайней мере, если судить по истории Галактики.
– У нас на Земле много размышляли о будущем человека в космосе. Все гадали, чем же человек будет заниматься, когда не надо будет думать о еде, когда все будут делать роботы и не надо будет работать, чтобы выжить? Чем тогда будет жить человек? И ради чего? – начал рассуждать Андрей. – В какой-то момент решили, что человек будет тратить всю энергию на завоевание космоса, на открытие новых просторов. А сейчас что получается: когда землянин выглянет в окошко космоса, окажется, что в Галактике ему места уже и нет. Ему, землянину, нет места. Все уже поделено. И будущее Земли – это не свободный полет в космосе, а все та же извечная борьба человека с таким же человеком, только уже не за место под солнцем, а за место под фиолетовой звездой.
– Поздно, – сказала Кея. – Поздно землянам куда-то выходить. На них совсем другие планы.
– У кого? Какие планы? – удивился Андрей.
– Может, все-таки подождешь с вопросами? – Кея запечатала тоном продолжение разговора.
Андрей почувствовал исходящий от Кеи неприятный холодок раздражения и решил вернуться к насущным проблемам. Он сел на диван, смахнул рукой с придвинутого к нему столика кипу журналов на пол и сделал приглашающий жест рукой.
– Ладно, показывай свою карту. На ней указания, как во сне пройти к Замку?
– Это некая общая карта, которая символически показывает страну сновидений, – Кея развернула небольшой лист. – Как ни странно, во снах людей много общего. Вот это, например, Город, – она указала на центр карты. – Когда тебе снится твой Город, ты находишься именно здесь. А это тот самый Замок на севере, в который мы должны попасть.
– А почему север внизу? Его всегда вверху изображают.
– Сон – это зазеркалье, отражение нашей реальности. И поэтому во сне все перевернуто. Логично?
– Да, я совсем забыл. Да и странно, если бы карта сновидений была оставлена обычным способом. А это что? – Андрей сместил палец немного ниже Замка. – Что это тут написано? "Крайний предел, куда сновидцы осмелятся дойти. И здесь будут драконы", – прочитал он.
– А мы туда не пойдем, – сказала Кея.
– Да, это было бы не серьезно, – протянул Андрей. – Драконы какие-то…
– Конечно, несерьезно. Карта ведь земная. Мифология… В моем мире таких карт не составляют – это запрещено. А пойдем мы вот здесь, – Кея провела пальцем по карте. – Нет, это Страна Розовых Пауков, мы же направимся через Янтарные Горы.
Она показала на мелко нарисованные холмики, которые тоже были неразборчиво подписаны.
– А ты разве со мной пойдешь? – Андрей удивился.
– Конечно, это дело ответственное, я буду тебя сопровождать, – сказала Кея. – Мне не сложно проникать в чужие сны, у меня большая практика в этих вопросах. Это Город твой меня не пускал, а то я бы и там тебе помогла. В принципе, ничего страшного на нашем пути попасться не должно, разве что какие-нибудь сирены, но мало ли что. Вдруг заблудишься.
– Сирены – это такие сладкоголосые пышногрудые русалки? Или я что-то путаю?
– У каждого свои сирены. Возможно, у тебя они и пышногрудые, – пожала плечами Кея. – А когда дойдем до Замка, если получится, проникнем внутрь, и я проведу тебя в зал для инициации.
– Зал для инициации? И он во сне? – уточнил Андрей. – И что дальше? А если не получится?
– Честно говоря, не знаю. Будем надеяться, что все пройдет хорошо. Но Замок – это мир теней. Мрачное место. И это врата в еще более темные места. В Лабиринты, суть которых Опасность и Знания.
Андрею стало не по себе, и чтобы это скрыть, он решил сменить тему.
– Теперь до вечера будем как неприкаянные. Чем бы скоротать время? Может, пойдем прогуляемся? Или пообедаем? Аппетита нет, но, может, придет во время еды? – Андрей лениво откинулся на диване и смотрел на Кею с доброжелательным интересом, невзначай скользя взглядом по фигуре, и явно было, что увиденное ему нравится гораздо больше, чем только что услышанное.
– Не придет, – ответила Кея. В линиях ее резко очерченных губ зазмеилось пренебрежение. – Нам аппетит не нужен. К тому же совсем нет необходимости дожидаться ночи. Мое снотворное достаточно сильно, чтобы мы заснули хоть сейчас. А звезды расположились сегодня особенным образом. Именно сегодня.
"Однако у нее характер", – обиженно подумал Андрей, но вслух сказал:
– Скажи, а чтобы ты делала, если бы я отказался? Я ведь мог бы взять, да и отказаться. Все твои планы бы рухнули?
– Это бы осложнило дело, – сказала Кея. – Но, наверное, уговаривала. Спасибо, что избавил меня от этого.
Только в этот момент Андрей задумался, что для Кеи он, в сущности, такой же дикарь, каким для него самого были полуголые, вооруженные копьями и луками туземцы островов южного полушария. Как наивно, наверное, выглядел он в ее глазах со своими приглашениями прогуляться и пообедать.
– Давай сюда таблетки, что уж время тянуть, – сухо сказал Андрей.
Он запил таблетки чуть теплой водой из чайника, и вдруг опять ему стало тоскливо до слез, словно отрезал он этими таблетками путь назад. Андрей оглядел кухню, словно в последний раз, подошел к окну, за которым разливался солнечный день, а затем положил свою ладонь на руку Кеи и легко сжал ее, словно прощаясь.
– Ты можешь лечь в большой комнате, на диване. Там же лежит плед, если будет холодно. А я пойду в спальню, – тихо сказал он. – Надеюсь, мы еще увидимся.
– Не бойся. Впереди у нас целая вечность, – повторила Кея фразу, произнесенную еще при встрече в кафе. Но в этот раз на ее лице промелькнуло что-то похожее на жалость.
Андрей видел, что идет вслед за Кеей, и впереди горы, и эти горы росли на глазах. Росли очень быстро, пытаясь занять все свободное пространство под темными клубящимися облаками с белыми прожилками просветов. Вершины их были скрыты, и через просветы изредка искрило льдом и солнцем.
По обе стороны тропы серела бесконечная скучная равнина, заросшая колючками, которая неуловимо сменилась таким же безрадостным предгорьем, когда тропа пошла вверх. Андрей отметил, что одет во что-то походное, но не очень удобное, и очень похоже была одета Кея. Студеный воздух холодил лоб и заплывал под намокший воротник. Почему-то становились чужими веки. Они сопротивлялись, наливались свинцом, норовя скрыть приближающиеся горы, и хотелось совсем закрыть глаза.
Крупными хлопьями пошел снег, подъем стал круче, и голова Андрея закружилась в слепом бесконечном карабкании. В начавшейся метели спина Кеи маячила где-то впереди, он пытался найти ее, когда терял направление, но слезящиеся глаза не давали ничего разглядеть. Андрей злился, понимая, что все это уловки сна.
"Стремясь к Замку, я стремлюсь к Кее", – думал он, заставляя ноги идти. Наверное, для меня Замок та же долгожданная цель, что и Кея, ведь это для нее я иду в гору, словно стоит она на снежной вершине, как заколдованная принцесса… Как странно. Люди верят только в реальный мир. Люди не верят снам и видениям. Но чтобы в реальном мире добраться до любимой, приходиться делать столько всего нереального, волшебного и необъяснимого. И это никого не удивляет.
– Просто все дело в том, что она тебя не любит, – подсказывает внутренний голос. – Именно поэтому ты сейчас здесь. Если бы она тебя любила, все было бы очень быстро, просто и вполне реально.
– Значит, магия там, где любит только один? – добавляет другой голос. – И когда два человека любят друг друга, получается, в этом нет никакого волшебства, а самая что ни на есть приземленная реальность? Взаимная любовь разлеглась на розовом покрывале, нарядившись в шелковое белье.
Голоса говорили и говорили. Но Андрей уже не слушал сирен, он упрямо шел дальше, и вскоре голоса затихли. Он знал, что у любви нет определений, и голоса сирен – лишь словоблудие.
Время ушло, как ушли и все пространственные ориентиры, Андрей потерялся в вечности, но когда дымка рассеялась, он вдруг увидел Замок. Полагавший, что все вокруг создано им самим из кирпичиков ранее виденного, сейчас Андрей всерьез усомнился в способностях своего воображения построить такое. А это было нечто, вырезанное из камня и льда. Зажатый горами и в то же время свободный, этот гигант поражал внушительностью и какой-то странной диспропорцией размеров. Появилось ощущение, что изначально Замок был другим, но кто-то придал ему с помощью льда знакомые людям средневековые очертания, подобно тому, как обшивают свежим деревом старые дома, и если лед вдруг растает, проступят его истинные и, возможно, неприятные черты.