Квартира Андрея была уютной и делилась на зоны ухоженные и зоны запущенные. Например, в большой комнате стоял прекрасный письменный стол с новым компьютером, кожаное кресло блестело лаком ручек, а изящная лампа придавала месту законченный и гармоничный вид. Старый же диван вкупе со старомодным коричневым гарнитуром во всю стену, громоздким, видавшим многочисленные переезды, представляли собой другую зону – зону, на которую у Андрея в моменты наведения порядка интересы не распространялись. Диван был несвеж, пятнист, – он служил и для праздного валяния, и для ужина у телевизора, и для отдохновения припозднившихся гостей. Журнальный столик завален слежавшейся прессой так, что вся эта кипа напоминала готовую к сходу лавину, и ведь съезжала же и расползалась время от времени вся эта куча под тяжестью очередного журнала. Обшарпанные дверцы у мебели разболтались, частью были приоткрыты, и из этих щелей проглядывали какие-то пыльные шнуры и папки.
В спальне, кроме кровати, которая как будто назло своей недорогой стоимости была украшена золоченой пластмассой, вензельками, лилиями, и прочими атрибутами королевской власти, находился еще большой платяной шкаф, где, собственно, и хранилась вся одежда. Та, что была новая и еще нравилась, висела на плечиках и вешалках или была аккуратно сложена. Та же, что была повседневной и старой, занимала место на дне шкафа, наваленная мягкой мятой кучей. Иногда, опаздывая, Андрей выбирал что-то из этой кучи, кидал прямо на ковер и торопливо проглаживал утюгом, отчего на ковре местами образовались лоснящиеся островки.
Но Андрей не жаловался на свое холостяцкое существование. С тех пор, как он жил один, не считая того пятимесячного недоразумения, когда был женат, он все-таки следил за чистотой, а единственный период, когда квартира напоминала настоящую помойку, как раз приходился на те самые пять месяцев. К счастью, развод обошелся малой кровью, не причинив моральному и материальному положению обоих видимых потерь, им удалось избежать переделов, вещевого сквалыжничества, и теперь о том времени напоминали лишь раковина с трещиной, разбитое стекло серванта да вмятина на холодильнике.
Протирая в коридоре полки с такими вкусно подобранными книгами, Андрей любовно пробежался взглядом по корешкам. Книги он держал дома по одному принципу: те, которые перечитывал. Купив новую и начав ее читать, он сразу понимал, займет ли она место в его жизни и на его полке. Либо книга была достойна потеснить такие же сильные и интересные, либо отдавалась, либо попросту выбрасывалась. Иногда, в очень редких случаях, книга не дочитывалась и отправлялась на полку ждать, пока он поумнеет.
Отдельно, редко тревожимые, стояли книги по астрономии, истории, философии, а также различная эзотерика, в частности, книги о снах. К ним, надо сказать, он не прикасался уже давно, с тех самых пор, как завязал со своими сновидческими практиками. Но все это было еще свежо в памяти, и сейчас, готовясь к предстоящей встрече, Андрею захотелось что-нибудь такое полистать. Просмотрев несколько книг, он наконец нашел кое-что подходящее и, не отрывая взгляда от страницы, попятился назад, к дивану, пока не плюхнулся на него, а плюхнувшись, сразу забыл об уборке, об оставленной на полке мокрой тряпке, и отставленный пылесос одиноко задумался о своей неприкаянности.
Книга эта в свое время раскрыла ему глаза на то, что человек во сне обитает в своей собственной сновиденной стране. Если составить карту такой страны, то у каждого она получится своя, хотя и будет иметь с картами других людей много общих мест, словно некая матрица, основа, которая дальше заполняется индивидуальными деталями.
Размышляя о городе, Андрей не мог не отметить, что этот его конструктор из улиц, такой спокойный, ухоженный и даже уютный, беспокоил лишь своей навязчивостью. Гораздо хуже, приснись ему вдруг серые тени восточных земель. Какие декорации для сна покажутся мрачнее? К счастью, Андрей никогда не видел восточных городов. Ни до, ни после катастрофы. Лишь мысли о них иногда бередили душу темными загадочными картинами. Но в неизвестности, даже самой темной, есть всегда что-то такое манящее, будто дающее надежду на особое место для тебя.
Оккультные книги читать интересно, но тяжело. Тяжело, потому что понятия в них изложенные изначально не предназначены для описания словами. Или слова не предназначены для описания таких понятий. Но, так или иначе, чтение превращалось в довольно-таки утомительный процесс анализа и сопоставления. Книга же, которую он достал, написана была особенно недоступно, и потому читалась редко. Но Андрей запомнил, что там, в частности, говорилось о Лабиринтах Тьмы. А также упоминалось о "древних", которые выбирают себе среди землян тело, живут в нем незримо, а со смертью выбирают новую оболочку.
Автор книги жил в прошлом веке и был адептом Ордена Сна, как он сам о себе заявлял. Насколько понял Андрей из его повествования, Орден с незапамятных времен следил за "древними", отслеживал их и считал их самым черным злом, которое может себе представить Земля. Веками Орден искал средства, чтобы контролировать "древних", попавших в человеческие тела. Срок Их жизни не был ограничен сроком жизни человека-носителя. Перескакивая из тела в тело, "древние" распространялись по Земле и ткали сложную паутину ужаса. Но в то же время в самом Ордене отношение к злу все время менялось, а соответственно и отношение к этим "древним" со стороны адептов тоже было неоднозначным. Впрочем, Андрея это особо не заботило, а интерес он проявлял лишь к снам да к способам осуществления контактов с этими потусторонними сущностями из Космоса. Однако сейчас он решил, что важнее перед встречей освежить свои знания именно о снах, зачитался и спохватился лишь тогда, когда надо было выходить на встречу с Кеей.
4
Гигантская орбитальная крепость Унк-Торн зависла над столицей Аргейзе, отливая в свете ближайшей из лун мертвой сталью. На почтительном расстоянии от нее многочисленными серебристыми точками в черной бездне затерялись среди звезд корабли штурмового флота. Орудия орбитальной крепости, те самые орудия невероятной величины и мощи, которых не было даже у особых крейсеров огневой поддержки, были развернуты в сторону застывшего флота неприятеля и молчали, не нарушая перемирия. Крепость остывала от огня. Своего и чужого.
Треть ее орудий затихла навсегда, они были вплавлены в броню выстрелами с тяжелых линкоров, которые один за другим выходили из подпространства над столицей, успевали дать по орбитальной крепости несколько залпов, а затем, сотрясаясь, принимали в себя сгустки энергии термоядерных пушек крепости, и вот уже сквозь рассыпающиеся корпуса проступали невозмутимые звезды. Истребители, успевшие покинуть ангары сгорающих транспортов поддержки и оставшиеся без баз, обреченными стаями кружили вокруг Унк-Торн, не в силах пробить энергетические поля, закрывшие основные узлы крепости, и пытались хотя бы повредить системы наведения, сжечь зенитные гнезда или заклинить швартовочные башни. Один за другим они вспыхивали и тут же гасли – да так быстро, что пилоты-перехватчики в чреве крепости напрасно сидели в своих истребителях, ожидая команды на вылет.
Но никакой орбитальный форт не в силах бесконечно защищать столицу, даже такой мощный, как Унк-Торн, название которого переводилось с древнего языка как "Смеющийся над Богом". И должен он быть уничтожен, потому что нельзя обойти его, а можно лишь пройти через него – для этого он был задуман, и так он был построен. Но флот противника, многочисленный до всемогущества, все-таки отступил. Флагманский крейсер, имевший самое мощное вооружение, но опасливо занявший недосягаемую позицию для пушек Унк-Торна, чтобы управлять штурмом, удачно перехватил важное сообщение осажденных. В нем говорилось, что Командор, легенда космоса и доверенное лицо Великого Адранта, а в данный момент командующий последним оплотом планеты – крепостью Унк-Торн, тяжело ранен и сейчас умирает. Это был шанс начать переговоры с неприступной твердыней о капитуляции. Штурм был прекращен.
Невыносимо жаль было полковнику Дрэйду терять время на сон, когда его смерть была лишь вопросом времени, а сейчас, когда он оказался в крепости, улетучились и последние шансы выжить. Болезненно сощурив воспаленные глаза, шел он длинной светлой трубкой коридора в самом сердце орбитальной крепости к реанимационному отделению. Искусственная гравитация была слишком слаба – почти вся энергия шла на поддержание защитного поля, и магнитные ботинки доставляли немало неудобств, но полковник не обращал внимания. Он шел, непривычно ссутулившись, словно расправить плечи было болезненно, и, хотя направлялся к самому Командору, совсем не спешил.