— Я нашёл её, — сразу признался Антон, отставил спиртное и сел напротив. Маркус смаковал напиток. Вампир подметил насмешливый взгляд у Верховного и то, как долго он рассматривает блики в стакане. — Ты знал?!
— Да. Наш щенок уже полгода ее обхаживает.
— Но мы же договаривались! — Антон вспылил, хоть знал, что Маркус никогда не нарушает обещаний. Верховный устало вздохнул, жестом приказал ему вернуться на место. Вампир нехотя подчинился.
— Мы и договорились, — успокоил его Маркус. — Мне нужно было все проверить. Весьма интересные поучились результаты. Только на твою кровь у девочки нет реакции. Её не тошнит, не мутит, у нее нет жара и провалов в памяти. Она вся твоя, — Верховный протянул ему листок бумаги. — Здесь — подробный план действий. Паша пусть стреляет аккуратно, позаботься об этом. Потом — действия на твое усмотрение. Мне нужно будет уехать на время. Одному. К сентябрю я вернусь. А может и раньше. Я знаю, что ты меня не подвеешь.
Июль 1935 г Москва
В квартире Ани был обыск. Незваные гости переворошили белье, перетрусили бумаги и документы, посуду и скудные припасы круп. Об этом ей шепнула соседка-Лизка с нижнего этажа, когда девочка возвращалась из больницы домой. Правда, она не знала, что искали, а о чем расспрашивали — не услышала. Лизка хотела забрать Аню к себе, но та не согласилась. Скрывать ей нечего, что с неё возьмешь?!
Аня переступила через скомканный половик, прикрыла дверь. Высунулась соседка из комнаты, которая была напротив родительской, зыркнула на нее и тут же заперлась на щеколду. Гомон незнакомых голосов шел из кухни, и Аня пошла туда.
За столом напротив родителей сидели двое. Отец был непривычно хмур и сосредоточен, мать вытирала покрасневшие глаза комком платка. Одного комиссара Аня помнила — тот всадник, которому она здорово испугала коня. Другой был незнаком. Одет неброско, волосы вьются и уголки губ слегка приподняты в усмешке. Ей почему-то показалось, что она ему не нравится.
— Колосова Анна Владимировна? — спросил вихрастый, подымаясь. Она кивнула. — На вас наводка поступила. Вы подтверждаете, что подговаривали рабочих не соглашаться с коммунистическими целями и всячески портить общее имущество?
— Нет, не подтверждаю. Это клевета! — губы Ани задрожали, ноги подкашивались, уверенность исчезла. Он смотрел ей в глаза, а по его плечам ползло серое облако со множеством пальцев. От второго такое же подымалось вверх по стене, под потолком становилось сотней безглазых ликов.
— Пройдёмте с нами, — комиссар взял ее под локоть.
Мать бросилась причитать. Заголосила так громко, что ничего нельзя было разобрать. Второй комиссар поднялся, придержал ее рукой, посоветовал отцу унять супругу и пообещал, что если ошибка, то скоро все выяснится и Аню отпустят.
Но все знали, что теперь её никто не отпустит.
***
Допрос шел второй час. Аню спрашивали обо всём подряд, называли имена родных и знакомых, по нескольку раз повторяли одно и тоже. С чем-то она соглашалась, от чего-то — отказывалась. Она пыталась понять, что им нужно, ведь никогда и ничего "такого" прямо не высказывала. Быть может, раздумывала иногда, сомневалась. Но чтоб обсуждать.
Аня подсознательно ждала угроз и пыток. Знала, что правда её никому не нужна. Они уже всё давным-давно решили и, наверно, даже подписали приговор. Иначе, зачем прятать лица, ослепляя ее из яркой лампы, оставлять только голос, по которому она вряд ли кого-то узнает. Только и проку, что теперь не видно духов. Без них спокойнее. Без них обычно.
Антон наблюдал за ней из затемнённой части. Девочка держалась спокойно. В ней не было ничего примечательного, — родилась, училась, работает, активный общественный деятель, комсомолка, тихоня и труженица. Но ему нужно было обвинить ее хоть в чем-то, чтобы оправдаться. Перед самим собой.
Временами он присматривался к допрашивающим. Два комиссара-вампира и один — человек. На его слова не станут опираться, но именно они укажут, на верном ли он пути. Антон, вздохнув, присел рядом с ним, задумчиво пересмотрел бумаги.
— Что вы думаете, Василий Сергеевич? Донос обоснован? — невзначай бросил Антон.
— Боюсь, моё мнение предвзято, — служивый смутился, склонился ниже и пояснил. — Не могу я поверить, что она строит козни. Она ж... добрая. Я в людях редко ошибаюсь. Вы бы проверили, Антон Валерьич.