— Я хотел бы ещё очень долго пожить. И знаю, что нельзя мне уже, но... Хочется! Так отчаянно хочется! — в глазах души блеснуло что-то.
Анне припомнилась Ульяна. Сможет ли она помочь ему "посмотреть", если дух придет сам, а не по повинности?
— Я могу попробовать тебе помочь, — не стала лгать она. — Только я еще не совсем понимаю, как все происходит, но мы же научимся? Вместе!
— Я должен уйти, — понял дух. Взглянул на собственное тело, в груди которого с хрипом двигался воздух, вздохнул. — Мне и так скоро пора. Какая разница куда...
Он сам коснулся девичьих пальцев и дымом скользнул в плоть, оставив острый след. Анна сжала кулак, потерла его со всех сторон, сгоняя онемение.
— Ушёл? — от голоса Марка она вздрогнула. Конечно же, он стоял в дверях и всё видел.
— Ты меня напугал, — выдохнула она.
— Это неважно. Пойдем дальше, повторишь всё сначала.
И Марк повел ее в следующую палату, потом еще в одну. За полтора часа они сменили семь палат. После первой попытки Вампир больше не желал уходить, скрупулезно наблюдая, как и что делает Анна.
Из пациентов больше никто не умер, все были только чем-то больны или ослаблены старостью. Души их подолгу говорили с нею, и вампирша передавала разговор Верховному, хоть и сама не понимала зачем, — он и так всё от них слышал.
После четвертого посещения девушке стало дурно: темнело в глазах, мутило и тряслись руки. Маркус дал ей передохнуть и повел снова.
Его мало заботило ее состояние, главное, — ответ. И он упорно ждал очередного, пока в седьмой палате Анна не потеряла сознание. Ее отпоили водой, дали понюхать нашатырь. Маркус ушел, оставив девушку в кабинете главврача. А через полчаса вернулся с литровой банкой крови, поставил ее на стол, коротко приказал:
— Пей!
Верховный отводил глаза и невозможно было понять, что же она сделала не так.
— Тебе их жаль? — спросил он, Анна испугалась резкого тона.
— Да.
— А если бы они захотели стать тобой, чтобы снова навестить семьи и ненадолго стать живыми? — злой взгляд прожег ее. — Ты бы согласилась?
Анна смутилась, выждала минуту, чтоб подумать:
— Да, я бы согласилась.
— После того, что я тебе приказал? — кажется, он готов был ее ударить. — Ты согласилась бы даже после моего запрета помогать этим тварям?! Они сдохли, милочка! Им теперь все равно. Так почему ты их жалеешь?!
— Потому что я живу за счет них. Я могу им помочь и стану это делать, что бы ты мне не говорил. Разве день, подаренный им, большая плата за мою вечность?! — Анна вскочила на ноги. — И не смей на меня орать! Делай со своими духами, что хочешь, а к моим лезть не смей!
— Да я тебя в порошок сотру, — в голосе Маркуса дрожала сталь. — Ты еще будешь умолять меня сжалиться. Только будет поздно, — он резко схватил ее за запястье, дёрнул к себе. — Отдай мне их, слышишь?!
— Нет! — крикнула Анна и резко толкнула его в грудь. — Не отдам!
И вспыхнуло пламя! Комната озарилась светом и теплом, длинные языки огня поползли по углам и стенам, крыльями раскинулись за ее спиной, отхлынули волнами и вдруг преобразились духами. Десятки человеческих пламенных теней стояли в комнате и с вызовом смотрели на Маркуса.
— Ну, вот и все, — улыбнулся Вампир. — С пробуждением тебя, феникс, Ангел мой. Теперь ты готова, дело осталось за малым. Сегодня едем выбирать тебе платье, послезавтра устроим праздник. В свободные дни я объясню особенности твоего боя с вампиром.
— Но... — Анна была так поражена, что не могла подобрать слова.
— Скажи душам, чтоб исчезли. Подзови их, как собак, они тебя теперь послушают.
И силуэты действительно исчезли.
— Платье?! — ей казалось, что ослышалась.
— Да. Свита уже давно просит праздника, пора им его дать. К тому же, там ты лучше всего покажешь, как любишь меня. Не забыла, мы еще играем!
***
Маркус маялся ожиданием. В ателье Анну забрали в другую комнату: обмерить, прикинуть фасон. Она спросила у него разрешения набросать наряд самой. Он разрешил, когда она показала задумку, но пожелал открытые плечи и глубокое декольте. Пусть помается, — видно же, как она скрывает печать его яда, — а другие — пусть посмотрят. Вампир жмурился от удовольствия, представляя, как её паника на празднике насытит его голод.