Приговоренных поставили к одной стене. Кроме них с Андреем было еще человек шесть, Аня считать не стала. Андрея поставили совсем рядом, только руку протяни. Ей вдруг захотелось коснуться его, пожалеть. Несчастный же совсем. Ему разбили губу, оставили на щеке синяк. Она вдруг живо почувствовала, какие органы ему отбили, как наносили удары и куда. Эх, в детстве она знала больше. Помнить бы, полечить. Аня вздохнула.
Антон ходил напротив и что-то негромко говорил тем, кто целился.
— Целься! — резко крикнул кто-то со стороны. Стрельцы вскинули ружья, лязгнули затворами.
Антон смотрел Ане прямо в глаза, и ей внезапно захотелось, чтобы выстрелили в него.
"Да они же убьют Андрюшу!" — поздно дошло до неё.
Аня и сама не сообразила, что случилось. Она крикнула "Нет!" и метнулась в сторону, закрыла безумного "упыря" грудью.
От стен срикошетил грохот выстрела, жгучая боль оставила горячий след в девичьем теле. Послышалось звонкое мужское "Стоп!", и над оружием поплыл дым...
(Часть 2 Я тебе верю) Глава 3 Изменение
1935 г Подмосковье, Июль
Которую ночь Антон не выспался. Иногда мучился мыслями, в другой раз — тоской и сомнением, но чаще его одолевали кошмары. Они наползали внезапно, рвали безмятежные сны в клочья, оставляли после себя осколки и ожившую горечь. Возвращались былые убитые, множественные щенки и прежние жизни душ. Вампир давно уже не чувствовал себя настолько живым. Теперь же все чаще пробуждался в поту, с хриплым дыханием и бешеным сердцем, которое подкатывало к горлу и душило.
Минуло первое полнолуние, а Аня всё не просыпалась. Тяжелые увечья срастались плохо и надежды у Карателя почти не осталось.
В тот памятный день выстрелил Павел. Не в неё, в Андрея. Он должен был убить его так, чтобы Анна видела, но вместо этого она успела закрыть щенка собой. Пуля прошла сквозь неё по касательной через грудину, мимо сердца и вылетела под лопаткой. Для достоверности потом подстрелили и Андрея. Несколько минут он картинно истекал кровью рядом с Анной, а душа ее, наверное, смотрела.
О запретном Каратели не говорили, ведь душа Ани могла их услышать. О том, что Антон её уже видит, он умолчал. Первым подойдя к раненой, он макнул пальцы в ее кровь, проглотил и резкая сладость осела на зубах, связала рецепторы, обняла горло. Ему тогда стало волнительно и... страшно, будто он впервые осознал, что использует её, продаёт за свое желание.
А потом огненная душа вдруг посмотрела на него. Она возникла внезапно, подняла живой взгляд и заглянула прямо в глаза вампиру. Очень долго не мигала, по ее щеке ползла слеза. Она очень хотела жить человеком. И могла бы, если бы не Антон. И теперь душа для него пахла не аптечной ромашкой, а душила сладким запахом сирени и ландышей. Ласковый животворящий дух таким и должен быть.
Тогда Антону ещё можно было уйти, но приехал Маркус, нарушив обещание не вмешиваться, и выразил желание самостоятельно довезти Аню к дому Карателей. Почему Антон ему не противился? Зачем согласился? Верховный же нарочно попал в автомобильную аварию, чтоб не осталось шансов спасти ее. В Москве, где никогда до этого не было серьезных аварий!
Её привезли к Антону всю в крови, со слабым пульсом и изувеченным телом. Самым обидным был позвоночник, хрустнувший непонятно как. Каратель заставил себя поверить, что всё это Маркус сделал не вручную.
Почти час Антон ничего не делал, безвольно надеясь, что Аня умрет сама. И все это время ангел ее стоял рядом, сыпал по комнате золотистыми нитями и скорбно глядел на собственное тело. Она тогда так и не ушла…
Антон знал, как ей больно, и только для того, чтоб унять эту боль, укусил. Он не планировал заражать ее. Хотел обездвижить, но впервые просчитался. Чувства стали сильнее его, вышли из-под контроля, и яд пошел не светлый, а тёмный, от которого Аня станет другой. Для полного заражения нужна была только его кровь.
Антон мучил ее двенадцать часов. И все это время она вздрагивала и стонала. Он надеялся, что она умрёт. Он верил, что она умрет, и умолял небо забрать ее. Он дрожал, представляя ее последний вздох, и каждую минуту звал его.
Аня так и не умерла, а нанести последний, решающий удар, Антон... Не захотел. Теперь уж можно было признаться.