Выбрать главу

***

Ветер нещадно хлестал Карателя по лицу, заставляя вернуться в тепло. Сотни капель пронзали тело мелкими иголками, толщине которых мог бы позавидовать любой китайский целитель, но вампир не обращал на них внимания. Ему только хотелось набраться до чертиков, да уверовать в то, что ничего этого не было, что всё привиделось.

Он бежал прочь, инстинктивно путая следы, уходя всё дальше и не оборачиваясь. Мокрая одежда липла, душила, больно впивалась в тело, обхватывала руки и ноги десятком щупалец. Его бил озноб, потом жар. Ему было тошно и смешно. Он бросался наземь, бился в припадках, стонал и перекрикивал бурю. И везде вампир видел одно — её глаза, глядящие с укоризной и сожалением.

Невиданная в ту ночь разыгралась гроза. С рыком рвалось тугое небо, обнажая ослепляющее сосудистое тело туч, орошало густыми потоками землю, нещадно выламывая деревья и срывая крыши с домов. Несколько изб завалило, погибли люди. Но Антон узнал об этом много позже.

В ту ночь ему хотелось жить и умирать одновременно. Это с ним было лишь однажды. Когда яд Верховного стал для него родным.

***

Аня не понимала, что произошло дальше. Потемнели и раздвинулись тяжелые бревенчатые стены, пустили сквозь неё прохладный влажный воздух и остановились. Стало совсем темно, и вокруг ничего нельзя было разглядеть. Казалось, будто бы взывал где-то рядом одичавший ветер, молотил в стекло веткой и сыпал крупой.

Одно только было верным — сильная боль в голове и стук в висках. Хотелось унять их как можно скорее, но руки отчего-то не слушались, а тело стало чужим.

Тело? Её тело?! Аня действительно была в нём, и пальцы нащупывали колючее шерстяное одеяло, твердую постель и покатое дерево стены. Глаза поймали блики на стенах, пятна, тени от движения и... запахи. ЧуднУю смесь из знакомого и нового, в чем невозможно разобраться. Пока думала над этим, смешались вместе шорохи: под кроватью, снаружи и в деревянных стволах сруба. Везде ползали, шуршали, впитывали, капали и вздыхали. Мир стал совсем не таким, как она привыкла. Родной мир стал иным, хоть она его и узнала.

Она зажмурилась, боясь вздохнуть. Ожившее воображение живо рисовало картинки чудовищ, как в детских сказках, которыми стращала бабушка.

— Уже проснулась? Как ощущения? — от мужского голоса Аня вздрогнула. Но ещё сильней задрожала, осознав, что не слышала, когда он вошел.

И хотела бы ответить, да в горле пересохло. А он как знал! По шагам Аня угадала, что он прошел в сторону, потом к ней, близко-близко склонился. Так, что дыхание слышно. Холодную ладонь просунул под голову, поднес к губам жестянку. Запахло металлом и потянуло холодом.

— Выпей, станет легче, — тихо сказал он. Кто? Голос она забыла. Нужно глянуть, но как? Страшно ведь.

Глотнула прохладного чая, сердце чуть успокоилось, веки дрогнули и поднялись.

Антон уже отошел к огню, сидел на табуретке, грел ладони. В полумраке стал плохо различим, но пар от промокшей одежды Анна видела хорошо.

— Где я? — негромко спросила она. Горло ещё не слушалось, сипело.

— В надежном месте. Станет полегче — все расскажу, — туманно ответил он.

— Что случилось? Где мои родители? Андрей? — ей стало страшно.

Зачем она здесь? Вокруг пахнет только лесом. Люди где? Город?

— Ты была ранена... тяжело. Нужно подлечиться, — он вдруг поднялся, подошел к ней. От его близости Анна дернулась, но убежать не могла. Антон опустился на корточки, зачем-то нашёл её ладонь. — Нет больше Андрея. И тебя больше нет. Все думают, что ты умерла.

— Как так... я же... а мама... — растерянный взгляд девушки заметался по стенам, глаза стали большими и влажными, добавляя ей сходства с несчастным олененком. Антон едва удержался, чтобы не прижать ее к себе. Не примет же его, не поверит!

— Теперь ты другая. Ты заболела, и когда в следующий раз проснешься, я всё тебе объясню.

— А сейчас? Зачем я здесь? Кто ты вообще такой? Тебя осудят и расстреляют, если узнают...

— Если узнают, — уточнил Антон. — А обо мне не узнают. Андрей же тебе говорил.

— Он... Это правда, что ли? Да вы тогда оба...

— И ты теперь вместе с нами, — он улыбнулся. Ей стало гадко и обидно, что теперь ничего нельзя сделать, никак ему не повредить.