Устав от рутины, они периодически менялись землями — тихо и мирно, как и подобает истинным богам. На новых территориях искали себе щенков — тех, кто может стать вампиром. А чтоб не марать свои царские руки и не выполнять труд по заражению и воспитанию молодежи, назначили главных — Карателей — десниц Верховного, которые держали в страхе остальных и были многократно проверены временем.
Мимо Маркуса, не к месту задумавшегося о вечном, промчался мальчишка-газетчик и зло ткнул его в плечо. Взгляд парнишки был полон возмущения, Вампир смолчал.
— Чего не работаешь? — шикнул он на Маркуса, и сразу развернулся в толпу. — Долой войну! Да здравствует республика! Доколе наши семьи будут голодать?! Последние вести! — бодро прокричал, протягивая газету участнику митинга.
"Доколе? Сегодня же все и решится," — подумал Вампир.
Маркус покосился на стопку газет у своих ног, зажмурился, запрокинул голову. В соседнем доме из приоткрытой форточки на третьем этаже тянуло паром. Пахло свежими щами и липовым чаем. Тепло. И представилась ему горячая ванна. И комната, полная пара с запахом можжевелового масла. Он неловко коснулся груди. Печёт. Скоро уже знамение появится и горечь из груди уйдёт. Маркусу хотелось наплевать на всё и уйти прочь, но он оставался на месте, зная, что из-за слабости может пропустить момент. Не поймать "их".
Он почувствовал взгляд Главного Карателя, коротко глянул на него. Антон был нарочито сосредоточен, а мысли у него остались прежние. Иногда Маркус терпеть его не мог, но надежнее у Вампира не было никого.
У Антона темные глаза, вечно охотничьи, смурные, вечно хмурый взгляд и наряженные губы. Он выбирал легкую небритость, неприметную одежду и никак не подчеркивал особый статус в среде вампиров. Не многие знали, что эти привычки остались от прежней гладиаторской жизни, в которой будущий Каратель был рабом-испанцем. Единственное, что его выдавало — напряженный взгляд, словно прожигающий насквозь. Тот, кто не знал Антона, всегда терялся от его глаз.
В последнее время Маркус все чаще ловил на себе этот взгляд, чувствовал, как он ползет по коже и гадал, о чем уже успел догадаться Антон. Вампир передернул плечами, стряхивая наваждение. Не пристало Верховному реагировать на карательский взор!
Но более всего Маркуса удручало подавленное состояние подопечного. Тому все стало в тягость, и он все чаще просил Вампира о смерти. "Ничего, — невольно повторял он себе, — пророчество правдиво. Скоро, очень скоро в сеть попадутся обе птички. И на какое-то время установится затишье".
***
Антон Камынский — сейчас Каратель привыкал к новому имени в новой стране — не спускал с Маркуса глаз. Он подмечал едва заметное дрожание пальцев у Верховного и нервное движение рук к груди. Невольно думал, что последние годы Вампира одолевала странная благосклонность к юношеским телам, которые тот выбирал, как носителя своей души. Он и раньше предпочитал "помоложе", но теперь искал внешне почти детей. На фоне взрослых и зачастую не слишком юных вампиров это выглядело аляповато. Особенно неприятно Антону было наблюдать за лицами случайных зрителей, когда Маркусу доводилось выражать недовольство, а взрослые мужики виновато опускали голову и подобострастно соглашались с подростком.
Каратель несколько минут наблюдал, как Маркус, загримированный в рыжего тринадцатилетнего мальчишку, равнодушно изучал митингующих и совершенно не разыгрывал газетчика. Антону всегда было интересно, успевают ли люди заметить, сколько в его небесных глазах жестокости и порока? Или предпочитают этого не видеть?
Антон еще помнил, сколько пришлось учиться Маркусу, чтобы безупречно играть чувства в любом теле. Теперь Вампир в секунду мог становиться ребенком или дьяволом, невинным или убийцей. Да так умело, что частенько и Каратель не мог определить действительность перед ним или фальшь.
Антон отвлекся на чей-то возглас и за это время Верховный растворился в толпе. Он занервничал. По подсчетам Маркуса сегодня будет первое знамение, пропустить нельзя.
Сколько их уже было. Сотни? Тысячи? Большинство "нужных" погибало на стадии заражения, так и не придя в себя, остальные обращались в безумных тварей, способных лишь на убийство — сознание гибло сразу.