— А почему нельзя постареть? — у Анны сжалось сердце, — так хотелось утешить его, — но не посмела, только осторожно попробовала увести разговор.
— Души. Вся сила в них. Но я тебя обманываю. Постареть можно. Слегка. Когда я стал другим, мне было лет... Сколько же мне было?! Чёрт! Я уже и забыл. Наверное, лет семнадцать. И сейчас я вряд ли выгляжу на столько же, — Антон хитро прищурился. Действительно, в сорокалетнем мужчине и не предполагался наивный подросток.
Она рассмеялась так звонко и задорно, что у него в груди всё сладко сжалось.
— Ладно, вижу, что с самочувствием твоим все в порядке. Не будем терять время, проведем несколько занятий. Только сначала — завтрак, — он хлопнул себя по коленям, поднялся.
Анна смешливая и возбужденная, вскочила следом и вдруг оступилась. Вампир не понял, как среагировал, как подхватил её и, выпрямившись, прижал к себе. Они были почти одного роста, и взгляды теперь некуда было отводить. Теплая, дрожащая, она замерла под его рукой и стала еще желанней. Ее бешеное сердце ударялось ему прямо в грудь, сбиваясь и подхватывая унисон его собственного ритма.
Анна хотела отвести глаза и не могла. Боясь упасть, она схватила вампира за руки. Теперь чувствовала, как туго напрягаются сильные мышцы, и не знала, как их отпустить. От него пахло дубовой корой и лошадью, а черные омутные глаза завораживали так, как никогда не получалось у зеленых глаз Андрея. Она почувствовала, как подкашиваются коленки, сладкое дрожание сводит икры и томное тепло расползается внизу живота. И не пугали ее духи, обступившие их со всех сторон и зашторившие серым туманом окно.
Антон убрал с ее щеки тонкую прядку, и возбуждение его стало невыносимым, а запах сирени — удушающим. Вампир приблизился к замершей Анне, дотронулся губами до виска, чувствуя, как отчаянно пульсирует кровь. И вспомнил её кровяной приторно-сладкий привкус патоки, яркие зарницы на коже, когда ещё не знал, что она будет жить. Пальцы его сами скользнули по её шее, запутались в тугой косе.
Боже, Аиша, сколько же лет не было таких чувств! Сущее проклятие, что Анна напоминает именно ее. И не сопротивляется, покорно наклоняет голову, пока пересохшие губы вампира скользят по нежной коже к скуле, ниже, по подбородку подбираются к губам. Сладко как же, Господи! Губы шелковые просто, нежность невозможная! А за спиной, будто крылья бьются. Огненные. Жгут пожаром.
Антон приоткрыл глаза. Вокруг, ошалев от счастья, метались его души, теряли привычный облик людского тела, рвались клочьями и становились пламенем. От бликов рябило в глазах и казалось, что по комнате разбросали рыжее кружевное покрывало. Чем чаще билось Анино сердце, тем мельче распадались духи.
Вот же она! Вечный многоликий феникс. Ангел, ниспосланный откупить их грехи. Нашел! Только вместо победы, что пророчил Маркус, в груди осела горечь. Жгучая, невозможная. Как он теперь сможет её потерять?!
***
Маркус сделал очередной ход, и пешка стала ближе к черным. Он скрестил пальцы, самодовольно улыбнулся. Павел нахмурился, — ход был неудачным.
— Что тебя так порадовало? Ты проигрываешь, — каратель переставил слона и присмотрелся к Верховному. Казалось, Маркус его не слышал.
— Да так. Припомнил одну шутку, — рассеянно отмахнулся тот и снова сделал неверный ход.
— Марк, ты проигрываешь, — снова предупредил Павел, на шаг приближаясь к белому королю.
— Я знаю. Зато проиграв в одном, обязательно выиграю в чем-нибудь другом, — улыбнулся Вампир, подозрительно довольный для неудачной партии.
— Это в чем же? От Антона новостей нет. Разве что ты найдешь себе новую игрушку.
— У Антона все хорошо, поверь мне, — слащавая улыбка Верховного, которую частенько хотелось размазать по его физиономии, только подтверждала догадку вампира. — У него всё даже слишком-слишком хорошо.