— Анна, что? Тебе больно?
Она переклонилась через его руку и прижимала ладонью бок. Каратель напрасно пытался вспомнить, было ли там повреждение.
— Нет, — глубокий вздох был красноречивее её. — Это тебе больно. Не чувствуешь?
Несколько секунд он соображал, о чем она.
— Ты... чувствуешь?! — Анна кивнула. — Как давно? С детства или после моего укуса?
— Вернулось после яда. В детстве такое было пару раз, но родители забили тревогу, куда-то возили меня лечиться. Я мало что помню.
Он усадил её. Бледная с обескровленными губами она выглядела совсем несчастной. И сам хорош! Полез с поцелуями, когда им обоим не до того. Проклятое тело!
— Я не знаю, как избавить тебя от своей боли, — вампир почувствовал себя виноватым. — Пару раз видел такое, но тогда люди сами все делали. Мне было не интересно, — солгал, и самому стало противно.
Каратель знал способ, но для этого она должна управлять своими душами, а их у нее не видно. Все просто, когда руководишь ими по пульсации цвета. А с ней как быть?! До полнолуния ей не нужно знать, что особенная. И так слишком много нового для нескольких дней.
— Я чувствую, что нужно делать, только не уверена, что получится. Это было так давно, — она вздохнула тяжелее, глаза помутились.
Антон все понял. Хорош учитель! Кормежку забросил, про кровь забыл.
— Потерпи, милая, сейчас — засуетился Каратель, доставая кинжал.
***
К охоте Маркус всегда готовился долго. Сначала посылал разведку из душ и она несколько дней шныряла по городу, заползая в самые укромные комнатушки. Иногда души застывали перед особо приглянувшейся жертвой, поглаживали чужую силу, пробовали ее на вкус. Если нравилась, — один полоз оставался рядом, чтобы в нужный момент привести её именно Хозяину. Иногда Маркус действовал через комиссаров, но чаще "гостьи" под его чутким руководством говорили родным, что едут навестить особо отдаленную родню. А в дороге же всякое может быть.
Маркус редко устраивал единичное пиршество, приглашая на праздник минимум двух девушек. Для начала он готовился сам: долго выставлял кресло, настраиваясь на энергию земли, приводил в порядок подвал, следя за тщательной обшивкой новыми сосновыми досками (очень уж нравился их аромат), правильно выставлял свет. Он припасал бутылочку виски, к определенному часу слуги готовили большой кусок мяса в степени готовности "блю" из полугодовалого нежнейшего теленка, выращенного в максимальном покое, на молоке и без лишних движений.
"Гостьи" прибывали за два дня до пиршества. Подчиненные гипнозом, спокойно селились в одной из комнат и очистительно голодали. Вампир терпеть не мог, когда при разделке пахло продуктами распада. За час до начала он принудительно заставлял некоторые их органы прекратить работу. Как раз хватало, чтобы их тела работали на износ.
И в нужный день начиналась игра. Соскучившись в многодневном покое, змеи срывались в бег. Маркус давал им полную свободу и они, ошалевшие, пьяные восторгом, поминутно меняли образы, вгоняя девчонок в паническую тряску. Визг в округе стоял невозможный, поэтому дом Верховного был на окраине. Накануне жителям ближних сел тайно подливали снадобья в колодцы и несколько дней те спали беспробудно. Кто бы мог подумать, что это чьи-то происки: скотина накормлена, на дворах порядок. Затратно, правда, зато бесследно. Жертвы сначала гонялись по ближайшему лесу, оцарапывая нежную кожу ветвями и ещё больше раззадоривая змей.
Во время погони душ, тело Маркуса было в подвале, сидело в кресле, закрыв глаза и затаив дыхание. Он весь был там, на воле, покинув бренную плоть и став таким, как изначально. От ужаса чужие души выбрасывали в воздух тучи панических искр, возбужденных, острых на вкус и таких желанных. Они пропитывали тела "гостий" пьяным адреналином и мясо тогда становилось мягким и сочным, а кровь — особенно горячей.
Нарезвившись, полозы гнали добычу к дому, заманивали в подвал, где возвращали телу Хозяина жизнь, и он — бледный Господин — медленно открывал глаза. Обезумевшие девчонки без разума, уже сожранного его душами, становились совсем ручными, подчиненными ему, боготворящими. Под его неспешную трапезу, принесенную к определенному времени, они ласкали друг дружку, будто никогда не знали иных ласк. Безумные взоры и тонкие, как жала, розовые язычки проскальзывали в самые потаенные складки друг друга, будоража самые нежные места. Зубки сперва покусывали нежно, потом становились все острее, резали белую кожу глубокими укусами, и места те быстро покрывались темным соком.