Мир стал малиновым, наплыл тугими бордовыми облаками и рассеялся привычным васильковым бликом. Анна даже не почувствовала, как волны оставили её, уняв ярость, отхлынули прочь и шторм стих. Она тупо смотрела на небо, похожее на густой томатный сок, и ничего не чувствовала. Ей только хотелось найти тот, прошлый покой, в котором она оказалась, когда её укусил Антон.
Вампирша пошевелилась. Руки лишились кожи и мышц, ноги едва двигались. Она тяжело поднялась, опираясь на локти и радуясь, что от шока не чувствует боли. Нагая, в алой крови, обнажающей мышцы и желтоватый жир, Анна машинально прикрыла руками живот, почему-то испугавшись, что обвалятся внутренности, и побрела прочь.
Каменный берег уходил вдаль, заканчиваясь кряжистым нагромождением скал. Нужно идти дальше, ещё дальше, пока берег не сменился лужайкой, и вдали не показалось жилье. Зачем ей туда? Не важно. Брести, не останавливаясь. Брести, пока хватит сил.
Анна не сопротивлялась примитивному инстинкту, с тревогой понимая, что ничего не чувствует. Всё?! Конец?! Она уже умерла? Запоздало подумалось, что в таком виде придется коротать вечность, но страха не возникло. Только апатия и желание отдохнуть.
Прикосновение трав жгло остротой, в израненные стопы впивались иголки. Анна спотыкалась, измученно морщась и припадая на слабеющие ноги. Кровь остывала, и уже не чувствовалось прохладного ветра на остатках плоти, не саднили раны, изъеденные морской солью, так похожей на слезы.
Анна локтем толкнула дверь и вошла в знакомую избу. В такой же началась для неё новая жизнь под личиной вампира, в которой она видела только проклятие. Если бы всё можно было вернуть. Но это хорошо для сказок, а в жизни нет сослагательного наклонения. Не будет ещё одного шанса. Поздно.
Ей хотелось пить, но в рассохшихся бочках и в кастрюлях, оплетенных паутиной, не было воды. Комната казалась давно брошенной и нежилой, только яркий золотистый альбом лежал на столе. Вампирша потянулась к нему, удивленно оглядывая свои пальцы с заскорузлыми следами крови, под которыми нарастала тонкая кожа. Она пошевелила ими, только теперь осознав, что движения не причиняют боли, и осторожно перевернула страничку: ["Помни о прошлом, выстраивая будущее. Играя, не забывай, что живёшь".] Еще одна страничка.
Красочная, знакомая картинка. Мир, который когда-то был родным. Вся ее жизнь в фотокарточках, на которых сохранились родители, друзья, минуты счастья, знакомства, алые разводы на месте укусов Антона. Его многодневное ожидание, расчерченное волнительным страхом.
Антон, господи... Сколько же он прождал, пока она проснётся?! Сколько потратил сил, чтобы сохранить жизнь, от которой Анна хотела так легко избавиться.
Если бы только можно было вернуться...
***
Тщетны были поиски и дымом затерт след. Запах Анны растворился в ночи, а тело Маркуса давно остыло. Антон только и нашёл, что потеки ее крови да следы борьбы. Вытоптанный по всему лесу снег, где табуном носились вихри, гоняя лесную живность.
Как же Анна была права! Лучше бы всё сам, лучше бы только ему больно, чем так.
Каратель понуро вернулся в город, отправил щенков под присмотром Павла прибраться в охотничьей избе. И всё закончилось.
Павел потом его не трогал, а дождавшаяся обожаемого любовника, Марина стала совсем незаметной. Антон сразу отметил, что она высветлила волосы, как ему нравится, одежда стала элегантнее, а макияж — привлекательнее, но ничего не сказал. Теперь все равно.
С Марком бы поговорить, но того дома не было. Только Марон, обновленный, в несвойственном ему теле и ещё болеющий, встретил Главного Карателя ледяным спокойствием, сказал, что ничего не знает о брате. Антон ушел молча. Он чувствовал Верховного, и стоило только закрыть глаза, как повторялся настойчивый зов. Сосредоточиться. Найти. Почему Маркус зовет и запрещает себя искать?!
Ленинград
В больничной палате было свежо и ярко. Несколько человек дремали, остальные говорили вполголоса. Старик, у которого Элис сидела уже минут двадцать, по второму кругу рассказывал о себе. Она держалась, из последних сил подавляя зевоту, перекатывала в ладони гладкие камешки, собранные перед отъездом из дома, и пыталась почувствовать, что же беспокоит его больше всего и можно ли помочь. Напрасно. Всё это напрасно. Она чувствовала только её!