Да, да, мы знаем этот закон и требования его, мы знаем и как исполнить его жизнью своей, ибо кто из нас не знает, что для нас хорошо и желательно, а что плохо, чего мы всеми возможными средствами должны стремиться избежать.
Господом дана заповедь: не делай другому того, чего не желаешь себе. Эта заповедь тоже всегда с нами, всегда при нас, как неусыпный и безпристрастный страж, она выявляет, она обличает одновременно и наше знание, и наше лукавство.
И если законника евангельского Господь заставляет признать, что тому известно все необходимое для спасения, то и мы не оправдаемся наивным вопросом, будто бы не знали пути спасения до сегодняшнего дня.
Божий закон — один, и две заповеди остаются непреложными на все времена, пока стоит мир. Это два якоря жизни.
«Люби Бога всем сердцем, всей душой… Люби ближнего, как самого себя». О любви к Богу мы не ставим вопрос, ибо это кажется нам, верующим, само собой разумеющимся.
Но вот ближний?
Кто же мой ближний?
И уже не законник вопрошает ныне Христа и обличается Господом, а мы с вами, дорогие наши, становясь совопросниками века сего, но не исполнителями ясного и жизненного слова Божия.
Это мы прикрываем вопросами свое малодушие, свою духовную леность, свое нежелание трудиться, свое нежелание любить. Мы забываем, что не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут… (Рим. 2,13).
Мы с вами, пожалуй, даже не задали бы Господу вопрос: «Кто же ближний наш?» Ибо теперь почти повсеместно и откровенно все для нас стали дальними.
Даже кровные родные, даже родители и те отстранены непомерно разросшимся нашим «Я».
«Я» и «мое» — вот наш новый жизненный закон. По нему и самые близкие, те, кто вложил в нас свою жизнь, израненные многими тяготами трудов, болезнями и скорбями, израненные нами же, напрасно будут ждать от нас помощи.
И вчерашние друзья сегодня уже перестанут быть ближними нашими, впав в беду, потеряв возможность быть нам полезными на празднике жизни, в погоне за счастьем.
Тут мы даем полную свободу оценке всего и всех. Так незаметно никого близкого не оказывается рядом с нами, не находим мы того, кто был бы достоин нашей любви:
— один — грешник и недостоин любви;
— другой — иноверный или инакомыслящий;
— третий — сам ископал себе яму, в которую впал, значит, достоин наказания.
Широка и глубока заповедь Божия, а мы, став на путь высокомерного суждения, вместив в себя одновременно чувствования и священника, и левита, прошедших мимо бедствующего человека, тоже проходим мимо всякого, кто оказывается рядом, кто нуждается в нашем внимании, кто просит нашей помощи, уже не говоря о тех, кто просто безмолвно страдает рядом.
И вот мы уже не исполнители закона, а судьи. И вопрос «как спастись?» звучит праздно, попранный отвержением Богом данной заповеди о любви к ближнему.
У нас нет ближнего.
И услышим ли мы с вами сегодняшнюю притчу — назидание о милосердном самарянине, у которого закон любви был написан в сердце, для которого ближним оказался не ближний по духу, не ближний по крови, но тот, кто случайно встретился на его жизненном пути, кто именно в ту минуту нуждался в его помощи и любви?
Услышим ли мы определение Господне для законника, для нас, знающих закон: Иди, и ты твори такожде (Лк. 10, 37).
Забудь себя и свое «Я», поставь в средоточие жизни своей того человека, которому нужна твоя помощь, материальная ли, духовная ли. Поставь в средоточие жизни того, кому нужен ближний, и стань им ты.
Вот, дорогие наши, мера нашего духовного возраста, где кроется ответ на вопрос о спасении.
Иди, и ты твори такожде.
Иди и ты поступай, как учит Господь.
Иди и ты твори добро всякому нуждающемуся в нем, невзирая ни на происхождение человека, ни на общественное положение его, невзирая ни на что.
Иди и твори добро, и ты исполнишь заповедь любви.
Делай добро… делай добро от сердца, делай его во имя Бога всем братьям твоим в Боге, делай добро и врагам, делай добро ненавидящим и обидящим тебя, и ты исполнишь заповедь любви. И любовь к ближним сделает тебя близким к Богу, и ты исполнишь закон Христов и спасешься.
Но вот теперь, когда опьянение нахлынувшей на нас так называемой духовной свободой проходит, рассеивается туман самообмана и обольщения, и видим мы, что церкви открылись или еще во множестве открываются, монастыри принимают только вчера крестившуюся молодежь и из мест заключения пишут письма, желая тюремную камеру или барак заменить на монастырскую келью, то именно теперь становится очевидным, что творить дела любви, исполняющие закон Христов, не так-то просто.