— Преклонись, сын мой, и коснись длани Дилая, — шепотом велел жрец.
Дарий дрогнул, но не сумел побороть себя.
— Не могу.
— Почему?
— Я недостоин, я убивал. И сегодня убил.
— Это был человек?
— Нет, это была косуля.
— Зачем ты убил ее?
— Чтобы съесть.
— Это было тебе необходимо?
— Тогда казалось, что да. Тогда я был волком. — Дарий оторвал взгляд от простертой к нему божественной ладони и посмотрел на жреца.
— Тогда разве это зло? Или ты не знаешь, что Дилай, когда блуждал в песках безвременья, был вынужден пить кровь единорогов, и есть их мясо? Или же ты убивал не честно, ядом или особо мучал зверя перед смертью?
— Нет. Я догнал косулю, убил ее и съел.
— Тогда тебе не о чем беспокоиться.
— Я убивал и людей, — отвел глаза юноша.
— Невинных?
— Не знаю… Они напали на меня и хотели отобрать все деньги. Я тогда сам не понял, как превратился.
— Убить бандита — не грех перед Дилаем. Да еще обороняясь. Посмотри на него. Видишь меч в руке? Дилай — воин. И всякий, кто идет его путями неотвратимо становится воином. И твоя судьба уже предрешена. Не противься ей. На тебе особая благосклонность, ведь бог даровал тебе частицу своей силы. Она не проклятие, как ты считаешь. Нельзя дары богов считать проклятьем. Это оскорбляет их. Прими его с радостью и будь готов к тому, что спрос будет соответствующим. С тех, кому боги многое дают, они и спрашивают соразмерно.
— То, что я оборотень — дар богов?
— Ты не просто оборотень. Ты громовой волк. В тебе дар Дилая. Перестань бояться его и научись контролировать. Именно этого ждет от тебя твой бог.
— Я не знаю как! — слезы выступили на глазах молодого человека.
Жрец незаметно вздрогнул. Еще вчера он стоял в толпе и наблюдал битву с магами. И хорошо помнит, что глаза у мальчика были карими. Сейчас они приобрели тот же цвет, что был у волка. Льдисто-голубые, глубокие и холодные, как сама зимняя стужа. Как взгляд Дилая. Взгляд, неотвратимого возмездия, острый, как клинок. Вспомнив, что мальчик ему только что сказал, он быстро привел чувства в порядок и продолжил разговор.
— Дилай дает мне знаки, а я, в меру своих умений, толкую их. И вчера, во время молитвы, понял, что кузнец сумеет обучить тебя. Не противься ему. Это тебе необходимо, если ты не хочешь всю оставшуюся жизнь бояться причинить вред окружающим.
Наступила долгая тишина. Парень молчал, а жрец не мешал ему думать.
— Спасибо тебе, гаш, — Дарий с глубоким почтением поклонился старику. — Сейчас, когда ты так все объяснил, у меня на сердце стало спокойнее, хоть я все еще не обрел мира в душе. Я буду слушать дядюшку Камиля и научусь контролировать себя. Хоть и не знаю, как это получится. Но этой ночью, когда я был волком, то воспринял его семью и самого дядюшку как членов своей стаи. Это значит, что при следующем обращении я точно не стану им вредить. И это знание греет мне сердце. Ведь они так добры ко мне. Больше всего мне было страшно нанести им вред.
— Раз ты все понял, то вложи свою ладонь в длань Дилая. Прими его благосклонность, прими его дар своей душой. Поверь мне, когда ты обучишься контролю, то сможешь с его помощью вершить много добра. Ты уже его вершишь. Ты спас нас от засухи и люди тебе очень благодарны. Вложи свою руку в знак того, что готов принять свою судьбу, написанную для тебя самим Дилаем. Ведь если сами боги берутся писать чью-то судьбу, то такой человек обязательно засияет, подобно восточной звезде Луфаи. Быть может, это немного страшно, но истинно говорю тебе — нет большей чести для смертного, чем служить орудием светлого бога.
Дарий покорно кивнул, подошел к широкой каменной ладони, встал на одно колено и неуверенно вложил руку в ладонь своего бога. На миг ему показалось, что ладонь бога чуть заметно сжалась, словно пытаясь поддержать и ободрить. В душе разлилось тепло и спокойствие. Сейчас, шепча стандартные слова молитвы, Дарий действительно ощущал внимание бога на себе, его благосклонность. И от этого ощущения невероятный груз вины и ответственности таял, подобно сладкому кубику в чашке чая. С каждой минутой, проведенной в неподвижной молитве, его плечи все больше расправлялись, осанка неуловимо менялась, а взгляд приобретал твердость и остроту, как у человека, нашедшего свою цель в жизни. Как у того, кто понял свой путь и готов идти по нему, не отклоняясь.
Жрец сидел на каменной лавке для прихожан, отсылая всякого, кто приходил в храм помолиться или принести благодарственный дар. Сейчас нельзя было беспокоить молящегося юношу. Жрец знал, что сейчас между этим молодым человеком и Громовержцем происходит нечто такое, что даже он, служитель, вот уже девяносто лет вопрошающий бога и принимающий от него ответы, не способен осознать. Солнце уже высоко поднялось, беспощадно обжигая землю. Время близилось к полудню, а мальчик продолжает молиться. Его силуэт, казалось, стал подобным каменному силуэту бога. Оба были неподвижны. Но вторым зрением, дарованным ему богом, гаш видел неистовые бури и ураганы, то вспыхивавшие, то совершенно исчезавшие в ауре парня. А еще он видел ауру у статуи. И знал, что Дилай сейчас здесь, в этом храме, от чего по старой сморщенной спине жреца толпами бежали мурашки. Нужно быть совершенным безумцем, чтобы вмешаться в разговор самого бога. Поэтому он сидел на самой крайней от входа лавке и вежливо отправлял всех прихожан назад с увещеванием вернуться позже.