Художник - вымысел сновидения. Анимус часто является в облике художника или имеет какой-либо проецирующий аппарат, он также может быть кинооператором или владельцем картинной галереи. Все это относится к анимусу, выполняющему функцию посредника между сознательным и бессознательным; бессознательное содержит картины, передаваемые (то есть выражаемые) анимусом то ли в форме фантазии, то ли бессознательно - в собственной жизни или действиях пациента. Проекция анимуса дает толчок к возникновению вымышленных чувств любви или ненависти к «героям» или «демонам». Излюбленными жертвами являются теноры, художники, кинозвезды, чемпионы в соревнованиях по атлетике и т.п. На первой картине девушка охарактеризована как демоничная, с горбом и недобрым взглядом «через плечо». (Поэтому первобытные люди часто носили на затылке у шеи амулеты против сглаза, ибо уязвимое место находится на лишенной зрения спине.)
На второй картине «дева» изображена невинной жертвой чудовища. В данном случае между молодой девушкой и драконом присутствует то же отношение идентичности, что и в предыдущем - между небесной женщиной и медведем, и в практической жизни это является чем-то большим, чем просто неудачной шуткой. Здесь это свидетельствует о расширении сознательной личности, передаваемым посредством беспомощности жертвы, с одной стороны, и опасного недоброго глаза горбуньи и могущества дракона - с другой.
4 . (Отчасти сновидение, отчасти зрительная фантазия.) «Волшебник демонстрирует свои фокусы перед индийским принцем. Из-под покрывала появляется красивая молодая девушка. Она танцовщица, в ее власти изменять свой облик или, по крайней мере, очаровывать зрителей неотличимой от реальности иллюзией. Танцуя, она вместе с музыкой растворяется в рое пчел. Затем она превращается в леопарда, в кувшин воды, наконец, в спрута, обвивающего молодого ныряльщика за жемчугом. В промежутках в драматический момент она опять принимает человеческий облик. Она является в виде ослицы, несущей две корзины чудесных фруктов. Затем она становится разноцветным павлином. Принц в восторге, он взволнован и зовет ее к себе. Но она продолжает танцевать, теперь уже обнаженная и даже срывает с себя кожу, и в конце концов падает - голым скелетом. Скелет хоронят, но ночью из могилы вырастает лилия, из ее чашечки поднимается белая женщина и медленно возносится к небу».
В этом отрывке описано последовательное превращение иллюзионистки (искусство иллюзии является специфически женским талантом), пока она не становится преображенной личностью. Фантазия не была выдумана, подобно какому-либо типу аллегории; это - отчасти сон, отчасти спонтанные образы,
5 . «Я в церкви из серого песчаника. Апсида расположена довольно высоко. Около дарохранительницы на каменном кресте окна висит девушка в красном одеянии. (Самоубийство?)»
Подобно тому, как в предшествующих случаях имело место принесение в жертву ребенка или овцы, здесь в жертву принесена девушка, висящая на «кресте». Смерть танцовщицы также следует понимать в этом смысле; эти девы всегда обречены на смерть, поскольку их исключительное властвование над женской душой скрывает процесс индивидуации, то есть взросления личности. «Дева» соответствует аниме мужчины и использует ее для достижения своих естественных пределов, в которых иллюзия играет наиболее значительную роль, какую только можно вообразить. Но как только женщина решает довольствоваться лишь своим положением femme a homme[377], у нее больше нет женской индивидуальности. Она пуста и лишь блестит - гостеприимный сосуд для мужских проекций. Между тем, женщина как индивидуальность - нечто совершенно отличное: в данном случае иллюзия больше не срабатывает. Таким образом, когда встает вопрос о личности, являющейся, как правило, болезненным фактом второй половины жизни, детская форма самости тоже исчезает.
Теперь мне осталось описать Кору в том виде, в котором она наблюдается у мужчины, т.е. в виде анимы. Так как целостность мужчины, поскольку он органически не гомосексуален, может быть лишь мужской личностью, женский образ анимы невозможно рассматривать как тип супраординатной личности, он требует другой оценки и позиции. В продуктах бессознательной деятельности анима является в равной степени как дева и мать, поэтому персоналистическая интерпретация всегда сводит ее к личной матери или какому-либо другому женскому лицу. При этом естественно теряется истинное значение образа, как это неизбежно случается со всеми редуктивными интерпретациями либо в сфере психологии бессознательного, либо в мифологии. Произведенные в сфере мифологии бесчисленные попытки интерпретации богов и героев в солнечном, лунном, астральном или метеорологическом смысле не привнесли в понимание их ничего значительного; наоборот, все они толкают нас на ложный путь. Поэтому, когда в сновидении и других спонтанных продуктах мы встречаемся с неизвестным женским образом, чье значение колеблется между крайностями богини и падшей женщины, желательно не покушаться на его независимость и не сводить этот образ произвольно к чему-либо известному. Если бессознательное представляет женский образ как «неизвестную», то не следует избавляться от этого атрибута только лишь для того, чтобы получить возможность свести все к «разумной» интерпретации. Подобно «супраординатной личности», анима биполярна и поэтому может являться в один момент позитивной, а в следующий негативной: молодой - старой, матерью - девой, доброй феей - злой ведьмой, святой - падшей. Помимо этой двусмысленности, анима характеризуется также «оккультной» связью с «мистериями», с миром темноты вообще, и поэтому в ней часто присутствует религиозный оттенок. В своих отчетливых проявлениях она всегда имеет особое отношение ко времени: как правило, она более или менее бессмертна, ибо вневременна. Авторы, пытавшиеся описать этот образ, всегда подчеркивали эту особенность анимы. Я бы сослался на классическое описание в романах «Она» или «Ее возвращение» Райдера Хаггарда, «L'Atlantide» Пьера Бенуа и прежде всего в романе молодого американского писателя Уильяма М.Слоуна «Пройти ночь». В этих произведениях анима представлена в том виде, в каком мы ее знаем: вневременной и, следовательно, либо очень старой, либо существом, принадлежащим к иному порядку вещей.