Но удушливый запах, который распространяли неубранные трупы, оставшиеся на передовой и на нейтральной полосе, — этот невыносимый запах тления напоминал им о том, что война продолжается.
Пока же бои прекратились. Пока, на какое-то время, прекратились неизбежные потери. А их уже было немало. На артурском кладбище появились свежие братские могилы. Умер генерал Розантовский, ранены Надеин и Горбатовский. Убит командир 13-го полка Мачабели, ранены командиры 14-го полка полковник Савицкий и 15-го — полковник Грязное, погибли и ранены тысячи солдат и офицеров.
Все понимали: затишье продлится недолго. Обе стороны усердно готовились к будущему противоборству. 11 августа Ноги приказал вырыть первые сапы. В тот день на позиции вышло две тысячи японских саперов. Артур начал постепенно опоясываться сплошной линией апрошей и параллелей. Днем и ночью по всему фронту стучали кирки и лопаты. Японцы медленно, но упорно приближались к крепости.
Не дремали и оборонявшиеся. Они продолжали совершенствовать рубежи обороны. Роман Исидорович Кондратенко покинул передовые позиции после того, как японцы начали инженерные работы и стало ясно, что в ближайшие дни наступления не предвидится. Действия японских саперов вызывали определенные опасения, и генерал приказал обстреливать все участки, где будет замечено движение врага.
Вечером 11 августа Роман Исидорович подъезжал к своему домику. Чувство опасности и постоянного напряжения духовных и физических сил спадало. Наваливалась усталость. Но уснуть сразу не смог. В голове все звучали разрывы снарядов, хлопки шрапнели, выстрелы, крики… Бой медленно отпускал натруженный мозг генерала. А тут еще дали знать о себе старые недуги: ломило колено, постреливало больное ухо. Кондратенко ворочался в постели, пытаясь найти положение поудобнее. Потом сел на кровати. Из угла спальни, с икон, поблескивая в лунном свете, смотрели на него скорбные внимательные глаза. Мысли вновь и вновь возвращались туда, на передовую.
Слава богу, выстояли, победили! А японец? Понятно, роет сапы. Обжегся на молоке, дует на воду. Чего же они замышляют?.. Штурм, конечно, будет. И скоро. Но где и когда ударят, вот бы сейчас что узнать. Без этого можно сделать много лишней работы, а можно и недоделать чего…
Роман Исидорович лег, почувствовал приятную прохладу простыней, начал немного успокаиваться. На него навалился сон.
«…На западе нас можно раздавить в два счета. Самый опасный участок. Можно. Но мы еще повоюем и там… Да, дела, дела…» — думал он, засыпая.
Проснулся он на следующий день бодрый и свежий, словно заново родившись. Накрапывал мелкий дождь, солнца не было. Но по шуму, доносившемуся из-за окна, и громким разговорам в столовой Роман Исидорович понял, что уже давно наступило утро.
«Нет, не ценим мы в спокойной жизни ее преимуществ», — подумал он, подходя к висевшему на стене зеркалу. Из глубины венецианского стекла на него глядело лицо с припухшими веками и давно не стриженной бородой. Глаза, однако, поблескивали весело.
Он подмигнул отражению и, выглянув в столовую, крикнул денщику:
— Тихон, голубчик, найди парикмахера. Потом воды подай вымыться.
Через час умытый, подстриженный, в новом сюртуке, генерал Кондратенко отправился в штаб крепости, чтобы начать новую жизнь, которая, впрочем, ничем не отличалась от той, что он вел на протяжении последних месяцев. В штабе, как обычно, накопилась куча дел, но заняться ими было непросто. Все чувствовали себя именинниками. В канцелярии заполнялись бесчисленные списки награжденных, около кабинета Стесселя и Смирнова толпились адъютанты, штабные офицеры, всюду раздавались веселые голоса.
Стессель, увидев вошедшего Кондратенко, расплылся в довольной улыбке и принялся его шутливо распекать:
— Что же вы, дорогой Роман Исидорович, спите и спите? И не стыдно боевому генералу так прохлаждаться? Видите, что творится в городе и крепости. Я сегодня же выезжаю к войскам. Будем служить молебны и награждать героев. Чем Артур не Севастополь?
Кондратенко поморщился, подавляя возникающее раздражение, ответил:
— Прошу меня простить, устал. Радость, конечно, большая. И гордость. Но надо приниматься за совершенствование обороны…
— Знаю, знаю, — перебил его Стессель. — Япошки копают к нам траншеи и все такое. Конечно, надо быть готовым. — Он нахмурился, приняв деловой вид. — Поэтому, голубчик, занимайтесь, я вам верю. У меня, сами понимаете, дел сейчас весьма много. Донесения, вплоть до высочайших, наградные листы. Молебен. Берите, батенька, кого угодно: стрелков, моряков, китайцев, но позиции чтобы были неприступны. Да, именно неприступны. Я так и доложу в высочайшем донесении…