Сапер Дебигорий-Мокриевич поделился с генералом изобретением метательной осветительной гранаты. Моряки предложили пропускать через колючую проволоку, защищавшую окопы, электрический ток.
В дни, полные забот и дел, с одной из китайских шхун в Артур прорвался офицер штаба Маньчжурской армии. Он доставил пакет от Куропаткина. Командующий спешил поздравить артурцев с первыми победами и посылал выписку из высочайшего повеления. Царь назначил Стесселя своим генерал-адъютантом «с награждением орденом Святого Георгия III степени за бои под Цзиньчжоу». За эти же бои Фок вместо суда получает золотое георгиевское оружие. Немедленно был отдан приказ по гарнизону. Начались торжественные молебны. В среде боевого офицерства вести из главной квартиры вызвали, мягко говоря, недоумение и прямые насмешки.
В офицерском собрании, не таясь, говорили, что единственное действительно верное в приказе — высочайшее повеление считать месяц службы в Артуре за год. Сам же Стессель принял повышение в чине и награду как должное и сразу развил кипучую деятельность. Пользуясь затишьем, он даже выехал на наиболее безопасный участок обороны. Впрочем, эти поездки принесли больше вреда, чем пользы. Их результатом явился приказ, запрещающий всякие вылазки, которые якобы, кроме лишних потерь, ничего не давали. Конечно, разведкой боем нанести серьезный урон врагу трудно, были и неизбежные потери. Но каждая такая вылазка давала ценнейшие сведения о японских приготовлениях. Кроме того, вселяла в защитников крепости уверенность.
Кондратенко несколько раз пытался переубедить Стесселя, но говорить с ним в эти дни было бесполезно. Новоиспеченный генерал-адъютант и георгиевский кавалер чувствовал себя на вершине славы и не принимал ни малейших возражений в свой адрес.
Роман Исидорович не стал упорствовать. Дел было много, и убивать время на бесплодные споры он считал просто недопустимым. Чинов и наград за свою деятельность он в то время не получил. Зато удостоился лучшей награды — памяти человеческой. Много позже, рассказывая о его неутомимой деятельности в эти дни, участник обороны Ф. И. Булгаков напишет:
«И вот эта-то энергия, неиссякаемая, неутомимая, и „двигала горами“ в Порт-Артуре. По званию начальника сухопутной обороны генерал ежедневно посещал форты, укрепления, батареи, бывая преимущественно там, где в данный момент обороноспособность была слабее, а стало быть, и более опаснее. Почти ежедневно он бывал на батарее № 18, возле которой шло изготовление ручных бомб; заглядывал и в порт, где шла кустарная выделка орудийных снарядов; не артиллерист по службе и образованию, он заглядывал и в арсенал, чтобы в одном углу его найти станины, а в другом — колеса, в третьем — тело орудия, в четвертом — снаряды и с милой, ласковой улыбкой попросить все это, как-нибудь собрать и устроить и, таким образом, дать крепости новое орудие взамен подбитого. Он именно всегда и всех просил, а не приказывал, и эти просьбы исполнялись всеми свято, как самое строгое приказание».
В последние дни августа в Порт-Артур пришла еще одна телеграмма из штаба Маньчжурской армии, в которой защитники крепости торжественно уверялись, что армия горит желанием идти им на выручку и ее предстоящее наступление будет энергичным и решительным. Немедленно телеграмма была объявлена частям гарнизона, но никто — ни читавшие ее, ни слушавшие не знали, что к этому времени Маньчжурская армия оставила Ляоян и в дальнейшем им предстоит около четырех месяцев без всякой помощи вести отчаянную борьбу против озлобленного неудачами, постоянно пополняющего свои силы и запасы противника.
Маршал Ояма, так и не дождавшись «победоносной» армии барона Ноги, решил первым атаковать Куропаткина. Имея под своим началом около 200 тысяч человек и свыше 500 орудий (примерно столько же было у Куропаткина), он нанес удар, в результате которого Куропаткин стал отходить на Ляоянские позиции. Здесь 16 августа и начались бои, продолжавшиеся целую неделю и постепенно вылившиеся в генеральное сражение. В результате жесточайшего боя русские оставили Ляоян. Если поглядеть на итоги, то даже беглое сравнение потерь сторон вызывает удивление: почему Куропаткин отдал приказ об отступлении (русские потеряли 500 офицеров и 15 тысяч солдат, японцы — 600 офицеров и более 23 тысяч солдат)? Детальный разбор сражения прямо доказал, что Куропаткин упустил реальнейшую возможность нанести японцам решительное поражение. Японская армия попала в тяжелое положение. Прекрасно организованные дивизии армий Нодзу и Оку понесли невосполнимые потери. Сам Ояма потерял управление армиями. В резерве у него не осталось ни одного солдата. Командующий 1-й армией генерал Куроки на третий день сражения, имея перед собой превосходящие силы русских, отдал приказ об отступлении. Но японцев упредил… Куропаткин. Всего за два часа до отхода противника достойный покровитель Стесселя, Фока и компании сам отдает приказ отступить.